А сон возвращался к нему опять, начинаясь с того места, где как будто была поставлена точка, но путь продолжался. И это был путь к храму, являясь частью самого ритуала, как теперь понимал он. К тому же, идти туда нужно только пешком, откуда б ты не шел, и сколько бы времени тебе не пришлось затратить на это. А когда, наконец, цель была достигнута, необходимо было принести жертву, и только после этого, уже лежа на шкуре того жертвенного животного, больной погружался в храмовый сон. Это было лечением при помощи сновидения. Греки же называли такое сакральное действо Enkoimesis. Инкубация. Своеобразная терапия, как позже объяснял сам себе Кирилл, будучи все-таки врачом, и желающий понять, как это связано в первую очередь с медициной. Итак, в абатоне – в крытых галереях, проходящих вдоль стены храма, страждущие готовились увидеть свой вещий сон, перед этим произнеся молитву богу Асклепию и попросив его явиться для того, чтобы исцелить их. Иногда Асклепий давал им во сне конкретные рекомендации, но мог и просто посоветовать искать причину болезни в плохих поступках, в образе жизни, а может быть в чертах характера данного человека. Ведь все взаимосвязано, как считали древние. И театр, и музыка, и погружение в тишину – все считалось необходимым для того, чтобы привести мысли в определенное состояние – подобное очищению. И как раз для достижения этого существовали разные способы. Возможно, были использованы и какие-то одурманивающие курения, как считал Кирилл, судя по своему собственному состоянию, когда он очнулся от сна. А может быть, при хирургических операциях они использовали сон как анестезию, в которой присутствовали снотворные вещества, подобные опиуму? Да, он не мог не думать об этом, как и о том, что дело было не только в медикаментозном влиянии. Инкубация – это нечто большее, чем просто медицинская техника, одна из многих. Он не мог понять, что именно позволяло человеку испытать четвертое состояние сознания, которое отличается от сна со сновидениями и от сна без сновидений. Оно так же было отличным от обычного бодрствования, находясь за пределами этих трех, если верить индийской традиции. Самое интересное, что оно соответствует представлениям современной нейрофизиологии. Так что же это на самом деле? – спрашивал он себя. Сон как дверь в бессознательное? И он пытался ухватиться за эту мысль и понять ее до конца, но у него никак не получалось, словно туман упал перед ним, не давая разглядеть, что там вдали. Да, Кингсли описывает это как «самосознание» и сравнивает с состоянием самадхи, которое достигают продвинутые йоги. А здесь жрецы в данном случае выступают в роли проводника по лабиринтам сновидений. Кстати, это искусство передавалось по наследству, как было известно ему, он уже не помнил, откуда.
Но вначале пациент должен был увидеть сон, во время которого к нему приходил сам бог Асклепий и сообщал, чем он болен, и объяснял, как следует лечить ту или иную болезнь. А сновидец после пробуждения рассказывал свой сон жрецу, и тот уже интерпретировал его образы в виде диагноза, ведь больной был обычным человеком, и не всегда мог понять, о чем говорил Асклепий.
Однако попасть в Храм сна оказалось не так просто, как понял Кирилл, потому что требовалось основательно подготовиться к этому. И кроме естественного омовения следовал многодневный пост, который длился от нескольких дней до нескольких месяцев, в зависимости от того, насколько был нечист в духовном плане человек.
Для Кирилла все казалось необычным, когда он шел по храму в комнату сна, стараясь все запомнить как можно точнее. Странным он посчитал и то, что жрецы содержали в клетках змей, и они же были изображены на стенах храма. А неядовитым змеям даже разрешалось ползать по всему пространству в пределах этого места. Их не боялись, напротив, пришедшие за исцелением люди, считали, что если змея прикоснется к ним, то они станут здоровыми. Так называемый, храм сна был заполнен змеями, которые находились повсюду, и было страшно нечаянно наступить на них. Но больше всего Кирилла поразило даже не это, а сама подготовка к лечению. В Святилище звучала музыка: играли на арфе и на лире, словно ты попадал в мир звуков, наполняясь ими до края. Он понимал, что это тоже было необходимо для очищения, а правильнее сказать: музыку использовали для введения пациентов в нужное психическое состояние, подобное внутреннему освобождению от всего мирского, чтобы таким образом вернуть человеку целостность, потерянную им, из-за чего и случилась болезнь, как считали храмовые целители. Для Кирилла все это было откровением: целитель и врач – это будто две разные профессии, как сказали бы сейчас. Целитель делает человека цельным, то есть, духовное и физическое входят в соединение друг с другом, и больной исцеляется. Да, Асклепий, будучи сыном самого бога Аполлона, приходил к страждущим во сне и касался рукой больного места, как утверждали сновидцы. Может быть, этот храмовый сон являлся своего рода гипнозом, – думал Кирилл, оставаясь все же человеком своего времени и пытаясь найти логическое объяснение тому, что не имело ничего общего с логикой, так как не подчинялось законам материального мира. Но вместе с тем в лечении использовались и методы знакомые ему, такие как кровопускание, массаж, грязевые ванны, а так же, неиспользуемые ныне в медицинской практике, такие как: втирание в кожу благовоний, что заменяют нам всевозможные мази. А самым интересным для него, как хирурга, было то, что в то время проводились сложные операции, например, удаление катаракты. Найденные медицинские инструменты: ланцеты, ножи, зонды, пинцеты и всевозможные иглы, не давали усомниться в том, что они умели многое. Да, храмовые лекари лечили не только медом и молоком, травами и водолечением. Гиппократ, например, пытался лечить даже эпилепсию. Однако там считалось, что прежде чем оздоровлять физическое тело, необходимо было исцелить душевные травмы, что само по себе было для Кирилла открытием. Значит, эту храмовую медицину можно было бы назвать клиникой неврозов, в своем роде, – думал он, понимая, как это далеко от того, чему учили его.