Кирилл видел эти места во сне, вернее, в нескольких снах, которые продолжались какое-то время и шли подряд каждую ночь. Он даже записывал эти сновидения, чтобы ничего не упустить, так как память – вещь ненадежная. А свою рукопись, как называл это он, потому что действительно писал от руки, полагая, что тайну доверять компьютеру нельзя, Кирилл именовал так: «Ночь в храме Асклепия». Пожалуй, это было наиболее точное название, потому что все увиденное и пережитое там, он хотел сохранить в своих воспоминаниях, возвращаясь к ним всякий раз, чтобы попытаться понять, что же случилось с ним на самом деле в этом удивительном месте, о котором раньше ему ничего не было известно. Его рукопись предназначалось только ему, но если бы он хотел написать об этом книгу, используя тоже название, то не стал бы интерпретировать свои сновидения. Это была бы книга-загадка, а не разгадка, каковым является сонник. В ней было бы больше вопросов, чем ответов, потому что он хотел бы вызвать интерес к сновидениям, как и к этому миру, который кажется привычным до такой степени, что человек теряет к нему интерес и уходит в виртуальный, не понимая, что этот – более фантастический, чем принято о нем думать. А сны являются продолжением его, как считал Кирилл, и в них так много странного, что впору считать их виртуальной реальностью, которая круче той – компьютерной, искусственно созданной, и являющейся, по сути, всего лишь игрой в жизнь. А мир сновидений позволял увидеть человека глубже, словно заглянуть в глубокий колодец, на дне которого плавают звезды, отражаясь в его воде, потому что сон – это выход за рамки нашего представления о себе, как считал Юнг.

Кириллу казалось, что его сновидение о храме Асклепия было настолько явственным, словно все виделось им наяву, и происходило прямо сейчас перед его глазами. Похоже, что время играло им, определяя в какие-то временные отрезки и в такие места, где он никогда не был. Или все на самом деле случалось с ним? Но когда? Он был уверен, что ничего не мог знать об этом, если даже предположить, что существует некая генетическая память, что само по себе нереально, ибо никаких научных доказательств этому не существовало. Однако он помнил подробности, о которых мог знать только тот, кто был там. Например, откуда-то ему было известно, что сам храм возведен архитектором Феодотом. И что здание строили из пороса и мрамора. К тому же, он своими глазами видел внутри храма статую Асклепия, которая вся была из слоновой кости и золота. Да, это он хорошо запомнил: бог Асклепий сидел на троне, и одной рукой держал скипетр, а другая рука его лежала на голове змеи. Пол был устлан черно-белыми мраморными плитами, и в одной из плит находилась копилка, которая была встроена в фундамент для того, чтобы в нее через пасть бронзового змея бросали дар для бога. Всё это было похоже на то, будто перед ним прокручивают кадры какого-то фильма, однако, он не просто видел, но ощущал даже запахи, что вообще казалось невероятным для того, кто видит сон. Как можно было запомнить такие подробности, он не понимал сам.

Его путешествие в мир сна, где как будто хранилось все, что когда-то происходило на этой земле, объяснить можно было только тем, что его подсознание принадлежит не только ему одному, а существует нечто общее для всех, вроде архетипа, о котором говорил Юнг. И он же считал, что сон является отражением этого коллективного бессознательного. Именно об этом думал Кирилл, говоря о едином подсознании. Можно назвать это информационным полем, что современному человеку привычней, но понятнее от этого точно не станет. Кирилл полагал, что подобные знания могут приходить оттуда именно через сон. А каким образом еще? Может быть, через творчество? Когда уже запущен процесс творения, и то, что называется вдохновением, правильнее было бы называть считыванием информации непосредственно из источника: безграничного, вечного – Всевышнего. Никто не знает, как на самом деле мы связаны между собой, и как с нами связанно все в этом мире, созданное возможно из одной живой клетки, из которой рождались звезды, океаны, деревья, птицы, звери и люди, как из одной клетки рождаются клеточки органов, создающие плод, который станет потом человеком. Как врачу ему были более понятны такие аналогии, но распространить их на весь мир, рожденный, якобы, таким образом, даже для него было слишком смелым шагом. Хотя он и считал, что парадоксально мыслить – это значит немного отклоняться от курса и лететь в неизвестность, что позволить себе может не каждый, но только так появляется что-то новое. А иначе человечество остановилось бы в своем развитии. Однако никто не смог бы поверить тому, что он способен заглянуть в тонкую щель между мирами, находясь в пограничном состоянии, как называл сон Аристотель. И в этом он был согласен с ним, не принимая другое его утверждение о том, что сон – это физический феномен, а видения во сне, якобы возникают в результате отражения на внутренней поверхности век исходящих из глаз лучей света. Кириллу, как хирургу это казалось невероятным, как и описываемое им некое прозрачное тело, которое находится между глазами и воспринимаемой вещью, и является определяющим звеном в отношении видящего и видимого. Хотя, ход мысли был интересным, потому что связь между теми понятиями – это Космос – единство – соединение – взаимодействие всего со всем. Он и сам задумывался над этим, но не умел выразить словами, так же как не мог объяснить, что значили для него сновидения. Он просто жил в этих двух состояниях, надеясь, что когда-нибудь сможет понять смысл того, что хочет ему сказать этот странный мир снов, в который он погружался, словно нырял на самую глубину, задержав дыхание, еще не зная того, что будет дальше…