Уже первое застолье, в котором мне пришлось принять участие, потрясло меня сильнейшим образом. И количеством выпитого вина, и необыкновенным вкусом национальных блюд, и, особенно, многоголосным пением. Все это обрушилось на меня сразу. Я считал себя подготовленным к новым впечатлениям, потому что прочитал полтора десятка книг грузинских писателей и поэтов, выучил несколько слов и предложений по-грузински и даже знал несколько грузинских песен из репертуара ансамблей «Орэра» и «Иверия». Такой подготовки оказалось совершенно недостаточно.

Из уважения к гостю, то есть ко мне, разговор за столом велся на русском языке. Но по-русски участники застолья говорили очень плохо, а некоторые совсем не говорили. Поэтому разговор все время перескакивал на грузинский, а хозяин, он же тамада, батоно Бидзина, красивый пожилой седой грузин в чохе и с газырями (специально для меня надетой), выступал в роли переводчика.

Долго говорили в тостах о дружбе наших народов, о благополучии семей, детей, внуков, отдельно пили за женщин, которых, кстати сказать, за столом не было согласно национальной традиции. Потом речь зашла о песнях. Тамада что-то сказал по-грузински, и они запели. Это, как я теперь знаю, была песня «Цин цкаро», что переводится «У колодца». Простая грузинская народная песня. Пели на четыре голоса, очень чисто и красиво. Потом были другие песни, и веселые и грустные. Кто-то постукивал по столу, как по барабану, выделывая сложные ритмические рисунки. Это был настоящий концерт, от которого я получил неописуемое удовольствие.

Следующий день начался в пять утра с хаши. Это такой незастывший холодец, который едят горячим, с большим количеством чеснока, а перед употреблением выпивают стаканчик чача-араки, то есть виноградной водки. Днем снова было застолье, уже в другом доме, но с теми же тостами и теми же песнями.

В таком ритме прошла неделя. Были, правда, и поездки в древние храмы, на развалины церквей, на мраморный карьер высоко в горах, в Цинандали на винный завод и в усадьбу Чавчавадзе. Но застолья и песни оставались неизменными. Я почувствовал усталость от такого однообразного отдыха.

Потом все кончилось, я вернулся домой. Началась работа, обычные ничем не примечательные будни. Моя обычная жизнь. А еще через месяц или полтора я услышал по радио грузинскую народную песню «Цин цкаро» в исполнении какого-то грузинского ансамбля. Я закрыл глаза и сразу же представил себе грузинское застолье. И то самое чувство, возникшее где-то внутри, опять захлестнуло меня.

С тех пор прошло уже много лет. Эндорфинов в организме, видимо, стало меньше. Но что-то во мне продолжает реагировать на многоголосное пение, будь то реквием Моцарта, русская народная песня или грузинская застольная. Наверное, некоторые импульсы, несмотря ни на что, все еще доходят до него, до центра удовольствия. Значит, живу.

Мой бывший однокурсник Женя и я жили в гостях у нашего друга, Сан Саныча Чкалова, тоже когда-то нашего однокурсника, в его просторном новом доме в Севастополе уже три дня. Программа пребывания была очень интенсивной, так как Сан Саныч все продумал и даже, как настоящий бывший морской офицер, составил подробный письменный график, включавший все наши действия в течение недели – обеды, ужины, поездки, встречи, выпивки с точным указанием времени и места мероприятий. Серьезный документ. В первые три дня мы от него не отступили ни разу. Четвертый день должен был начаться в 4:30 утра. Предстояла рыбалка.

Ровно в половине пятого утра мы выехали из дома на старенькой и очень грязной «копейке» хозяина. Предстояло заехать за бывшим старпомом, с которым Сан Саныч служил на одном корабле, потом доехать до рыбацкого домика, расположенного в одной из бухт, взять снасти и оттуда уже выйти в открытое море на баркасе.