Трудно или невозможно сказать, в какой степени нынешняя забота о благополучии всего рода связана с родительским инстинктом, но не вызывает сомнения, что эта инстинктивная предрасположенность играет большую роль в сентиментальной озабоченности, которую испытывают почти все люди, о жизни и комфорте общества в целом, и особенно о его будущем благополучии. Несомненно, этот родительский инстинкт в своем широком значении значительно усиливает то одобрение экономии и эффективности для общего блага и неодобрение расточительного и бесполезного образа жизни, которое так широко распространено как в высших, так и в низших культурах, если только не сказать, что неприязнь к экономии и эффективности является простым выражением самого родительского инстинкта. С другой стороны, можно утверждать, что такое стремление к экономии является важной функцией инстинкта мастерства, который в этом случае будет сильно поддерживаться родительской заботой об общем благе.

Используя выражение «инстинкт мастерства» или «чувство мастерства», мы здесь не предполагаем и не утверждаем, что склонность, обозначенная таким образом, является в психологическом отношении простым или безусловным элементом. Тем более, конечно, у нас нет намерения утверждать, что эта склонность должна быть прослежена в физиологическом отношении до какой-то одной изолированной тропизматической чувствительности или какого-то одного энзиматического[30] или висцерального стимула. Все это является предметом внимания тех, кого это может касаться. С таким же успехом можно считать, что это выражение означает совпадение нескольких инстинктивных склонностей, каждая из которых может оказаться простой или безусловной, если подвергнуть ее психологическому или физиологическому анализу. Для настоящего исследования достаточно отметить, что в человеческом поведении эта предрасположенность проявляется настолько последовательно, повсеместно и устойчиво, что изучающим человеческую культуру придется считаться с ней как с одной из неотъемлемых наследственных черт человечества[31].

Как уже выяснилось, ни эта, ни какая-либо другая инстинктивная диспозиция не вырабатывает свое функциональное содержание в отрыве от инстинктивной одаренности в целом. Инстинкты, все и каждый в отдельности, хотя, возможно, в разной степени, настолько тесно вовлечены в отношения «давать – брать», что работа любого из них имеет последствия для всех остальных, хотя, вероятно, не для всех в равной степени. Именно это бесконечное[32] усложнение и «загрязнение» инстинктивных элементов в человеческом поведении, в сочетании со всепроникающим и кумулятивным эффектом привычки, создает бóльшую часть трудностей и интерес к этому исследованию.

Мало найдется линий инстинктивной склонности, которые не пересекались бы и не изменялись бы каким-нибудь ответвлением инстинкта мастерства. Несомненно, ответ на такие прямые полутропизматические, полуинстинктивные импульсы, как голод, гнев или сексуальное желание, мало, если вообще связан с каким-либо отголоском мастерства; но в более сложных и целенаправленных действиях, особенно там, где привычка оказывает заметное влияние, импульс и чувство мастерства совместно вносят большую долю в результат. Настолько, что, например, в искусстве, где главным движущим фактором является чувство прекрасного, привычное внимание к технике и методу часто отодвигает первоначальный и лишь кажущийся мотив на задний план. Так и в религиозной жизни, связанной с верой и соблюдением обрядов. Время от времени может случиться так, что теологические тонкости и разработка ритуалов успешно и в значительной степени удовлетворительно заменят собой духовное общение; а в сфере правосудия упорное следование юридическим формальностям нередко приведет к устранению самих целей правосудия.