Инстинкт мастерства, с другой стороны, привлекает интерес к практическим приемам, путям и средствам, устройствам и приспособлениям, обеспечивающим эффективность и экономию, а также к умениям, творческой работе и технологическому овладению фактами. Большая часть функционального содержания инстинкта мастерства – это склонность к трудолюбию. Наилучший или наиболее законченный результат этого инстинкта достигается не при сильном стрессе или крайней необходимости со стороны какой-либо из инстинктивных склонностей, с которыми связана работа или чьим целям она служит. Это проявляется в лучшем виде, как в технологической эффективности отдельного мастера, так и в росте технологического мастерства и проницательности в обществе в целом, в условиях умеренной необходимости, когда есть работа под рукой и ее больше в поле зрения, поскольку изначально это инстинкт действовать последовательно и так эффективно, как только возможно. Надо иметь в виду, что, когда интерес чрезмерно падает из-за неудачи (вызванной провокацией со стороны инстинктивных предрасположенностей, обеспечивающих цель, ради которой нужно работать), стимул к мастерству, скорее всего, пропадет и результатом будут бесконечная фабрикация бессмысленных деталей и много шума из ничего. С другой стороны, в периоды сильного стресса, когда призыв к какой-либо одной или нескольким инстинктивным линиям поведения является неотложным сверх всякой меры, это, вероятно, приведет к непродуманности техники и потере навыков и технологического мастерства.

Далее, уместно отметить в этой связи, что инстинкт мастерства обычно не приводит к страстным излишествам. Под давлением обстоятельств он не удерживает свое место в качестве основного интереса в конкуренции с другими, более элементарными инстинктивными склонностями. Он, скорее, несколько легко уступает место, подвергается подавлению и впадает в бездействие только для того, чтобы вновь заявить о себе, когда ослабевает давление других, неотложных интересов. То, что было сказано выше относительно первостепенного значения инстинкта мастерства для жизни расы, конечно, не изменится от такого признания его характерной умеренной настойчивости. Серьезное значение, которое ему придается, связано с его повсеместным подчинением целям жизни, а не с его остротой.

Чувство мастерства также подвержено особым предрассудкам. Оно обычно не работает на независимую, творческую цель, а скорее связано с путями и средствами, с помощью которых инстинктивно заданные цели должны быть достигнуты. Поэтому, если в жизни общества или в повседневных интересах индивида преобладает тот или иной инстинкт, привычная тенденция чувства мастерства будет склоняться к той или иной черте умения и технического мастерства. В результате кумулятивного привыкания предрассудок такого характера может иметь весьма существенные последствия для диапазона и объема технических знаний, структуры промышленного искусства, а также для темпов и направления роста трудовых идеалов.

Изменения происходят постоянно и непрерывно в институциях, в привычной схеме правил и принципов, регулирующих жизнь сообщества, и не в последнюю очередь в технических способах и средствах, с помощью которых поддерживаются жизнь расы и ее культурное состояние. Но изменения происходят редко – фактически вообще не происходят – в наделении инстинктами, благодаря которым человечество способно использовать эти средства и жить в условиях институтов, создающих в совокупности его привычки жизни. В случае гибридных популяций (таких как народы христианского мира) можно рассчитывать на некоторую заметную адаптацию этого духовного дара к изменяющимся требованиям цивилизации путем создания комплексных чистокровных типов, более близких к более поздним фазам культуры, чем любой из исходных расовых типов, из которых состоит гибридная популяция. Но в таком медленно размножающемся виде, как человек, и с изменениями в условиях жизни, происходящими с заметной скоростью, шанс адекватной адаптации гибридной человеческой природы к новым условиям кажется в лучшем случае сомнительным. Следует также отметить, что неопределенный характер многих человеческих инстинктов дает ощутимый запас адаптации, в пределах которого человеческая природа может приспособиться к новым условиям жизни. Но после всего сказанного остается верным то, что пределы, в которых инстинктивная природа расы может быть эффективно адаптирована к изменяющимся обстоятельствам, относительно узки – узки, по сравнению с диапазоном вариаций в институтах, – а пределы такой адаптации несколько жестки. По существу, раса должна соответствовать изменяющимся условиям жизни, к которым ее относительно неизменные инстинкты, предположительно, не полностью приспособлены, и соответствовать этим условиям, используя технические способы и средства, значительно отличающиеся от тех, которые были в распоряжении расы с самого начала. На начальных этапах жизненной истории расы или любого расового вида требования, которым их духовная (инстинктивная) природа должна была избирательно соответствовать, были требованиями культуры дикарей, как было указано выше, – предположительно, во всех случаях «низкой» или элементарной формы дикости. Этот дикарский образ жизни, который был и остается в некотором смысле исконным для человека, характеризовался бы значительной групповой солидарностью внутри относительно небольшой группы, живущей на своей территории и постоянно зависящей в своей повседневной жизни от работоспособности всех членов группы. Главным условием выживания в этих обстоятельствах была бы склонность к бескорыстному и безличному использованию имеющихся под рукой материальных средств, а также склонность к использованию всех ресурсов знаний и материалов для поддержания жизни группы.