А если нет? Я к ним прийти всё еще не могу.

Солнце оторвалось от земли, засвиристела свиристель, каркнул ворон трижды, прокуковала кукушка руку и трижды, каркнул ворон трижды. Ага! Племя готово меня выслушать. Я повернулся к Ворону.

– Ты со мной? – Спросил я.

– С чего бы? – Слегка насмешливо ответил он. – Приказ выполнен, меня дома ждут. – И Он свернул себя крылом в никуда.

На опушке защищавших лагерь кустов меня ждали Тощий Кабан и Юркий Суслик. Они были мрачны как слякотная ночь.

– К Волчешкурым присоединились Медвежкогтевые. Их Вождя убили Чужие. – Сообщил Кабан. – Бизонорогие прикидывают, присоединиться или бежать далеко-далеко-далеко.

– Все охотники собрались и ждут тебя. – Секретарь Вождя52 Юркий Суслик мыслил приземленно.

Мы прошли мимо Мужского и Женского шатров, мимо кучки семейных шатров. Поодаль между большими деревьями протянулся навес Медвежкогтевых. Шатры распахнуты, взрослых нету, старики с детьми увязывают имущество.

Пришли на площадь. Много незнакомых лиц. На подиуме – наши Вождь, Шаман, Старейшины и незнакомые мужчина и женщина. Меня завели на подиум.

Вождь поднял руку и долго держал, но толпа продолжала болтать.

– Шаманша, успокой своих. – Вполоборота сказал он женщине. Она вышла вперед и как будто копьями пронзил уши ее визг: «Тииихоо!». Все замерли и уставились на нее. Она повернулась ко мне и жестом пригласила на место оратора.

Я встал перед толпой. Только что передо мной стояли взрослые дяди. Я же, ребенок, пытался красноречием склонить ихнее благорасположение. Сейчас собралась толпа долбодятлов, готовых убиться, чтобы сегодня всё было как вчера. Буду я тут перед ними распинаться.

– Кто не слышал про предложение Мамонта, копье поднять! – А что? Я Вороном командовал, с людьми справлюсь. – Рядом стоящие, расскажите им.

– Кто хочет воевать, чтобы и наши, и Чужие воины погибли на войне, а женщины и дети от голода? По команде отойдете влево.

– Жертвенец Мамонта, спасибо за краткую речь. – Вождь мягко, но решительно заслонил меня и подтолкнул в толпу.

Я встал – не прошедший инициацию и до сих пор официально изгой – в первый ряд охотников.

– Кто хочет, чтобы племена жили, пойдете направо. – Продолжил Вождь мою речь. – Марш!

Охотники разделились. Желающих войны оказалось всего четверо.

– Воинственные! – Обратился к ним Вождь. – Решайте: исторгаетесь или остаетесь? Если остаетесь, то чтобы без подлянок.

– Остаемся! – Покивав друг другу, крикнули Воинственные.

– Хорошо, – заметил Шаман, – значит, живот еще жив, думать есть чем.

Итак, – объявил Вождь, – отправляем посольство к чужим. Собрание распущено!

Я стоял, немного потерянный и отсутствующе смотрел на расходящихся воинов. Так бывает, когда есть у тебя большое тяжелое дело, такое, что ничего на свете, кроме него, для тебя нету. Все мысли и чувства и усилия – только о нем. И вот закончил ты его – и нету ни чувств, ни мыслей, ни желаний.

– Пленник! – Как дубиной по душе пронзила мысль.

– Тощий Кабан! Я протолкался к нему через редеющую толпу. – Пойдем со мной за Белым Голубем сходим. С меня копье.

– Что самим идти? Пацанов пошлем.

Один из плюсов многодетности – всегда есть кого послать по мелкому делу.

– Пошли ко мне, пообедаем. – Дружелюбно продолжил он.

Мы подошли через площадь и мимо мужского и женского шатров к куче семейных шатров. Кабан отогнул полог одного из них, мы вошли. Посреди кострище с шаг размером, кучка углей слегка дымится. По стенам сидит, стоит, ползает толпа мал-мала-меньше.

– Старшие дети! – Возгласил Кабан.

Подошли двое пацанов лет двенадцати и девушка лет четырнадцати. Кабан вполголоса давал им инструкции, я осматривался. Я знал их всех, но мельком – общения с Героем нормальные люди избегают. Трое старших взяли мешок с копьями и ножами, вышли из шатра и растворились в лесу.