– Жертвенец Мамонта? Вот и славненько. Он велит тебе идти к Волчешкурым и заставить их сделать, как Он сказал. Мамонт хочет, чтобы Племя Волчешкурых слилось с Племенем Собакоголовых. Вы их называете «Чужие». Новое Племя будет растить скот и зерно, а ты попадешь в рай Мамонта.

Речь Ворона, журча, текла в душу, как ключевая вода в глотку после дня погони по летней степи. И вдруг – как во время жаркой погони ухнуть в холодный омут с головой – окатила мысль. Я её тут же выложил:

– А как же быть? Они же слушать не будут, я же изгнанный. Да и решили они всё уже.

– Ох, дубина – Ворон с досадой закатил глаза и презрительно дернул вбок головой. – Конечно не будут. Ты их заставишь.

– Я? Их? Но они же не будут меня слушать. – Растерянно проблеял я.

– Слышь, мужик! – Оборвал Ворон. – Мне Мамонт чириканье слушать не приказывал. Велено передать послание и помочь живой силой.

Душа стала кристальна и легка как горный воздух. Как когда волка встретишь: поздно скулить от страха, поздно замирать в ужасе – место осталось только для чистого действия.

– И сколько у Тебя этой силы? – Деловито спросил я. – Прости, но Ты, вроде, один и маленький.

– Я один и маленький, – согласился Ворон, – а мы большие и сильные.

Он сделал шаг вправо и влево одновременно, разделившись на двух Воронов ростом мне по пояс. Те сделали шаги вперед и назад и стали четырьмя ростом с меня.

– Хватит? – Весело спросил Ворон. – Я так долго могу.

– Хватит. – Бесцветным тоном откликнулся я. Чувств не было, была только холодная бездушная ярость. В 22-м веке христианской эры я инспектировал рай для роботов, так у нас как раз такое эмоциональное состояние было.

Ворон двумя шагами вернулся из копий в себя

– Будем делать ловушки-живоловки, – инструктировал я, – с тебя два оленьих трупа для жил и приманки.

– На кого охотимся? – Осведомился Ворон.

– На охотников. – Буркнул я, погрузившись в план.

Ворон иронически-одобрительно поджал клюв, завернулся в левое крыло, свернул себя в никуда и исчез.

Я осмотрел арсенал. Малый Совет, видать, сильно раскаивался, что возбудил когда-то боевой дух воинов, и теперь руками-ногами цеплялся за возможность прекратить войну. Чего только они мне не насовали. Копья с наконечниками острыми, тупыми, зазубренными. Зелья для копий болевые, убивающие, обездвиживающие. О! Здоровущий моток жил. Всё, план созрел.

Шестеро охотников на бросок копья друг от друга прочесывали лес. Толстый Бобёр шел крайним левым, заметил след, прокуковал. Ближайший – Полосатый Хорек – подошел, посмотрел, стрекотнул сорокой. Подошли остальные. На подзоле и хвое отпечатались следы Предательского Мыша – глубокие, видно нес что-то тяжелое. Добыча? Можно отнять, да и самого схарчить.

Бесшумно и быстро как дым на ветру охотники потекли по следу. Отпечатки становились всё четче, вышли на холм. С холма в трех полетах копья был виден Мыш с полутушей оленя на закорках. Уже не прячась, охотники побежали со склона. Вот, Мыш их заметил, постоял, колеблясь, бросил полутушу, побежал – неловко и спотыкаясь. Главный – Сизый Волк – махнул Красивому Оленю остаться с тушей, пятеро побежали дальше. Болото, бревно, Мыш уже спрыгивал с него на берег, охотники побежали по бревну. На середине бревна замедлились, дальше бежали как-то неловко. Спрыгнули на берег. Мыш уже близко карабкался на обрыв. Охотники, поднимая ноги, быстро осмотрели подошвы. Бревно оказалось усеяно чем-то острым, даже кроманьонские стопы кровоточили. Не до мелочей, побежали дальше, полезли на обрыв. Подъем, что ли, стал круче? Ноги, руки стали тяжеленые – каждая весом с зубра. Дальше – тьма. В бревно я заколотил руку полных рук