Но я абсолютно ни при чём: она студента-стажёра попросила живой водички привезти. А тот, поскольку ничего в воде не смыслил, попросил Эрлова. А Эрлов сам на Малютову большой зуб имел. Правда, я рядом стоял, но промолчал: не меня же студент спросил, где живая вода? Эрлов сам ему налил, когда узнал, для кого тот старается.

Нет, во избежание несчастных случаев я студента предупредил, чтобы он никому больше воды не давал, и сам бы не пользовался. Мол, до достижения двадцати одного года живой водичкой пользоваться нельзя. Это раз. А во-вторых, её взбалтывать нельзя, поэтому бутылка под самую пробку налита.

Это я подстраховался, чтобы студент себе не отлил. Эрлову подсказал: «Полней наливай, не жалей!». Помню, студент ещё спросил:

– Что, взорвётся, как нитроглицерин?

На что я ответил:

– Во-во, как нитроглицерин… он самый.

Ну до чего нынче студент грамотный пошёл! Нитроглицерин он знает! Это в каких же сказках нитроглицерин применяется?

Малютову бы в Инспекторы! И по самым страшным сказкам, с плохими концами. После её инспекции они бы сразу превратились в анекдоты.

Я зашёл к Глюданову – покормить золотых рыбок. Он просил меня это делать в его отсутствие. Сам он был на курсах повышения. Неясно, правда, чего… Но я уже говорил, что не люблю сплетен.

Глюданов уверял, что рыбки настоящие золотые. Но, по-моему, рыбки обыкновенные аквариумные, совсем не говорящие. Обычные карасиные родственницы.

Во всяком случае, со мной они никогда не разговаривали. Наверное, общих тем не могли найти: гастрономические-то их явно не интересовали, скорее наоборот.

И вдруг сегодня одна, неожиданно для меня, едва я вошёл, всплыла на поверхность и – сослепу или специально, – высунувшись из воды, пробормотала: «Чего тебе надобно, старче, уж седьмой раз приходишь…», но, разглядев, кто пришёл, испуганно ойкнула и забилась под водоросли.

Остальные насторожённо выглядывали из-за камней, растений и похабного пластмассового убожества – карикатуры на средневековый замок, до которых Глюданов «склонялся сердцем», по его выражению.

Правильно попрятались! Будь моя воля, я бы всех пожарил! Почему? Да потому, что расхолаживают они людей. Вместо того, чтобы работать как следует, все ждут: кто бы их желания выполнил?

Если б не пообещал Глюданову кормить рыбок, я бы ими самими кого-нибудь накормил. Того же кота Василия, например. Слоняется, бедняга, вечно голодный, по Конторе, и на гуслях очень грустно тренькает, пока не покормят. А покормят – засыпает.

А я от его игры чуть не сразу засыпаю. Потому и таскаю в кармане пару ирисок: заткнуть ему рот, пока гусли не настроил. Лучше пусть спит, чем играет.

Кинул я рыбкам горсть мотыля; подумал, всыпал ещё и сухого корма, щёлкнул по стеклу – рыбки судорожно дёрнулись, но остались на месте, – погрозил кулаком на прощание, и ушёл.

До отправления рейсовых сапог-скороходов оставалось полтора часа, и я решил зайти в буфет, немного подкрепиться на дорожку. Да и с собой взять: мало ли что? Едешь на день, хлеба бери на неделю. Золотое правило! А я на сколько еду? То-то и оно.

Взял я харчо, гуляш, кофе, полсметаны и кусочек хлеба – чтобы не поправляться. С собой – два кружка колбасы «Командировочная», с имитацией под домашнюю, и буханку хлеба «Дальняя дорога».

Да, ещё баночку консервов «Щука в томате», ИЧП «Емеля». Что интересно: ешь-ешь, а она не кончается. Потому и крышку завинчивающуюся сделали, многоразовую. Вот как смогли такого добиться? Растёт она в банке, что ли?

Но это на совсем уж крайний случай. Колбаса-то с хлебом тоже нескончаемые: сколько ни отрезай, не убудет. Почему два кружка? А запасливый я. Вдруг один откажет и перестанет быть нескончаемым, съестся? Бывали такие случаи, в истории описаны. Резервировать надо ответственные детали. А что может быть ответственней пищи?