А потом понадобилось перед уходом на работу зайти в туалет… Батюшки! Всякое желание пропало. И ведь что случилось-то: унитаз волосами зарос. Причём волосы дыбом торчат.

Мысль мелькнула унылая: что ж мне теперь – брить его каждое утро безопасной бритвой? Электрической-то нельзя – вода рядом. И какой станок для этого понадобится? Там ведь кривизна отрицательная, бритву нужно брать полукруглую, а где её искать?

Кое-как водой из бачка шевелюра унитазная пригладилась, но зрелище оставалось жутковатое. Хорошо, в соседнем магазинчике средства для удаления волос продаются. Пришлось срочно наводить раствор для обезволошивания унитаза. Правда, лишние затраты, но чего не сделаешь ради душевного спокойствия.

И всё получилось как нельзя лучше: крем не подвёл, унитаз облысел – смотрись, как в зеркало.

Так что приглашать гостей можно, никто в обморок не упадёт.

Так я думал, бродя по коридорам и заглядывая в отделы.

У Сидорчука я задержался. Тот в который раз перебирал свою коллекцию волшебных палочек – ну словно первоклассник счётные!

Я, как зашёл, так сразу и брякнул:

– Что, Сидорчук, считать учишься?

Он в ответ счастливо улыбнулся:

– Пятьсот семьдесят вторая! Ещё два года – и будет ровно тысяча!

Где он их берёт – ума не приложу. По моим подсчётам, сказок, в которых фигурируют волшебные палочки, намного меньше, чем у него скопилось. Я что-то ни в одном отчёте не встречал упоминаний ни об одной волшебной палочке. Может, из-за Сидорчука?

И в детстве, помнится, про волшебные палочки не читал. В русских народных сказках, по-моему, их нет. Волшебные кольца, перстни – да, попадаются. Сапоги-скороходы, скатерти-самобранки – завались. Ковры-самолёты, мечи-кладенцы – имеются. А волшебные палочки… Сколько я ни напрягал память, вспомнить ничего не смог.

Это влияние Запада, по-моему. Вот в ихних сказках палочки бывают. Впрочем, я не специалист по сказкам, могу ошибиться.

Командировочные я получил, едва открылась касса, а теперь слонялся по кабинетам в надежде отыскать случайного попутчика. И к Сидорчуку зашёл по той же причине, хотя особо и не надеялся. И оказался прав: Сидорчук только рассмеялся в ответ на моё предложение составить компанию:

– Через недельку – пожалуйста. Надоели мне эти волшебники (он специалист по волшебным сказкам) во как, – и он провёл ладонью по шее. Да так убедительно, что я машинально посмотрел на стол, куда должна была тотчас упасть отрезанная его ладонью голова. Кстати, Бегунков рассказывал, что однажды Сидорчук проделал такой трюк. Но Бегунков мог и соврать.

– Хватит с меня волшебников, волшебниц и всяких волшебных дел, – пробормотал я, цитируя Гудвина из «Урфина Джюса и его деревянных солдат».

– Именно, – подтвердил Сидорчук. – Золотые слова. Да ты не переживай, ничего там страшного нет, – успокоил он меня. – Я только что оттуда. Там всё спокойно. Чего они бучу поднимают? Погляди лучше, какая резьба, – он взял в руки палочку.

Я решил немного умерить его восторги, а заодно и хорошее настроение, излив на него досаду за отказ, и сказал зловеще:

– Ты помнишь, что стало с коллекцией Пенетратова?

– Ну? – насторожился Сидорчук, хорошо зная, что память на подобные случаи у меня отменная.

– Он собирал ковры-самолёты и насобирал чуть не сотню, – начал рассказывать я, по обыкновению усевшись на угол стола. – Как говорится, «одна, но пламенная страсть». Ни книг он не читал, ни в карты не играл, ни в рестораны не ходил, ни женщин у него не было, а стало быть, и жизни не было…

– Ладно, – прервал Сидорчук, морщась, – чем всё кончилось-то?

– Как обычно кончается, – пожал я плечами, – помер он. Наследников не оказалось, вещи сдали в комиссионку и распродали. И разошлись ковры-самолёты по рукам. Никто же не знал, что это ковры-самолёты – он никому из наших не говорил, что собирает коллекцию, может, одному-двум. Официально же оно не поощряется, сам знаешь.