– Папины? – Он снова сказал это.
Мама отвернулась и вытерла глаза. А Спица открыл рот от удивления. Слезы? Это ж просто носки! Но, может быть, за то время, что отца не было дома, они тоже превратились в сокровище.
Мама глубоко вздохнула, подняла сиденье скамьи возле входной двери и вытащила старые ботинки Па.
– Теперь их будешь носить ты.
В ее голосе звучали голубые нотки.
Спица поднялся, и его ноги скользнули в ботинки. Это далось ему легко, ведь внутри было так просторно, что можно было свободно сжимать и расправлять пальцы. Отвернувшись от мамы, мальчик тайком обмотал шнурки несколько раз вокруг щиколоток, а потом заправил их концы в случайные дырочки. Да уж, эту беспорядочную путаницу на ногах иначе, чем безобразием, не назовешь. Удивительное дело: дай ему пригоршню выловленных из реки безделушек, и он превратит их в сокровища, но завязать шнурки, да так, чтоб получился красивый бантик, – это было выше его возможностей.
– Лучше? – спросил он, надеясь, что сможет подбодрить маму. Когда она улыбнулась, Спица указал на горячий осколок. – Так почему ж этот горячий, а не холодный, как остальные вещи? Он-то вообще сокровище или что?
– Да, сокровище, сынок. И очень важное сокровище. Но это вещь, что пришла не из прошлого… – Мама села на стул, прижала пальцы к губам, и по ее щеке покатилась слеза. – Эта находка, сынок… Твое сокровище родом из будущего.
Из будущего? Мысль запрыгала внутри головы Спицы, не зная, где остановиться. Он вглядывался в мамины глаза, отчаянно надеясь найти в них объяснение.
– А я ж и другие такие кусочки-то нашел… На них тоже буквы.
Мама подвинула стул ближе к столу.
– Твой отец, не без помощи Сороки, тоже нашел кусочек этого сокровища. Я своими глазами его видела, его и ожог, который он оставил. На папиной ладони остался шрам, возможно, на всю жизнь.
Спица ахнул от изумления. Он помнил повязку на руке Па незадолго до того, как он исчез. Мама каждый вечер перевязывала ее точно так же, как она поступила сегодня с его собственной ступней.
– Шрам остался не только на руке, но и в его душе. Он целыми днями ни о чем другом не думал. Потерял покой из-за него, этого горячего квадратика металла, на котором значилась дата из довольно далекого будущего. А потом он отправился на берег искать другие осколки. Он всё копал и копал сверх меры, и это в конце концов дурно сказалось на его работе, хотя сам он того не желал. Все так усложнилось. Так усложнилось, сынок. Для всех нас, – договорила мама, высмаркиваясь.
Она очень тщательно подбирала слова и произносила их с огромным вниманием, следя за тем, чтобы они получались именно того цвета, которого она хотела. Но слух подсказывал Спице, что мама сильно волновалась, потому что ее слова были оттенка бурого ила.
– Так он как, отправился искать работу, а?
– Он просто уехал, а мы нуждаемся в нем. Нам нужна еда, одежда, чтобы прикрыть тело, нужен этот дом… – Мама в отчаянии вскинула руки и выкрикнула что-то про домовладельца, а потом резко зашептала: – Но хуже всего то, что его нет рядом. Я скучаю по нему. Скучаю. Я так скучаю.
– Кады ж он вернется, мам, а? Где он?
Мама покачала головой и опустила взгляд.
Спица задержал дыхание. Значило ли это, что она не знает? Он чувствовал, что ее тревога окружает его и, как пронизывающий холодный ветер, стремится прорваться и в его голову.
– Мам? Он вернется домой, да? – снова спросил он и увидел, что мама пытается говорить, но печаль или страх не дают ей издать ни звука. Спице было очень хорошо знакомо это чувство, когда попавшие в ловушку слова хотят с криком вырваться наружу, но лишь бьются, не находя выхода, пока по внутренностям не разливается боль. Мамины слова так и остались невысказанными, а в довершение и лицо скрылось за дрожащими руками.