– Присматриваю, пока другие на озеро пошли белье прополоскать, – смущенно произнесла молодая волчица и снова потупила взгляд.

– Не бойся, – ответил я как можно тише. – Не трону. Ни тебя, ни детей.

Она попыталась улыбнуться, но не вышло. Только сжала дрожащими руками подол шерстяного платья.

– Без электричества живете? – спросил я.

– Внизу в деревне есть, а у нас нет. Из-за стены.

– Волколаки?

Она нехотя кивнула.

– Часто нападают?

– Последний год редко. Только в полнолуние слышим вой.

– Родилась здесь?

– За мужем приехала.

Я перевел взгляд на того мужика, что возился с парнями, указал на него рукой.

– Он?

– Он.

– Не стар для тебя?

– Как будто меня спрашивали! – фыркнула женщина и залилась краской.

Да какая женщина! Совсем еще девчонка!

– Дочь у тебя сильная вырастет. Береги ее, – заметил я и добавил громче: – А где тут можно раздобыть завтрак?

– Что расшумелся-то? – раздался с каменных ступеней хозяйского дома знакомый голос. – Проспал все на свете. А теперь девок пугает! Блины чай остыли…

– Блины, – мечтательно протянул я и выразительно посмотрел на часы.

– Успеешь, – хмыкнула старуха и махнула рукой, приглашая в дом.

Хозяйский дом оказался темным и холодным. Ни намека на уют, только толстые стены, когда-то, вероятно, завешанные коврами, и узкие окна-бойницы. Как вообще здесь вообще могла жить девочка-сирота? Одна, среди чужих, в разграбленном доме, в твердыне, у стен которой свободно гуляют волколаки.

Однако кухня оказалась на удивление просторной и светлой. По-настоящему живой.

С блинами я расправился быстро. Запил горячим травяным настоем после того, как старуха под моим пристальным взглядом сделала глоток. Уж больно явно чувствовался в отваре черносмородиновый лист и душица.

Снова посмотрел на часы.

Без десяти двенадцать.

Придет? Или уже удрала…

– Готова ли Ясна? – спросил я, допивая отвар.

– Во дворе ждет тебя. Прощается.

Я удивленно вскинул брови.

– Думал, сбежит? – усмехнулась старуха. – Так это успеется еще. Только боюсь, что ее появление далеко не всем стаям придет по вкусу, а?

– Ярослав только наследник, – осторожно начал я.

– И ты тоже.

– Глупости говоришь, – огрызнулся я и обнажил клыки.

– Ярослав хвор.

– А ты откуда знаешь? – Я угрожающе сощурился, а рука сама потянулась к ножнам на бедре.

– Все знают… – старуха беззаботно пожала плечами.

– Твердыня приняла его! – напомнил я.

– Это говорит лишь о том, что зверь его силен.

Я хмыкнул:

– Разве этого недостаточно?

– А сам-то как думаешь? – ласково спросила старуха, и я увидел, как в ее выцветших глазах мелькнуло и сразу погасло волчье пламя. – Сбереги девочку, Мстислав. Тяжелая у нее судьба.

– Как будет угодно нашим богам, – холодно ответил я и поднялся.

Сердце бешено колотилось. Зудящий клык оцарапал щеку изнутри, и соленый привкус крови немного остудил мой разум. Ясна – мой единственный путь к свободе, и я не должен ставить ее судьбу выше судьбы моей твердыни.

Девчонка действительно уже была готова. Стояла посреди двора в окружении домочадцев и изо всех сил старалась выглядеть спокойной.

На ней было длинное темное платье под горло и легкое шерстяное пальто, стянутое на тонкой талии поясом. На ногах – мягкие полусапожки. Иссиня-черные волосы заплетены в две толстые косы, подвязанные узкими лентами. У ног Ясны стояла небольшая сумка – потертый кожаный кофр.

Я подошел ближе и отпустил силу. Где-то за спиной охнула старуха, молодняк заскулил, расступаясь, местный старшина ощерился, обнажая клыки, но спину согнул.

Только Ясна стояла, гордо задрав подбородок. Губы ее дрожали, руки тряслись, а в глазах полыхал раскаленный янтарь.