Этот рисунок был ему чужд, неприятен. Он был плодом каких-то неизвестных действий, о существовании которых хотелось поскорее забыть, списав всё на чистую случайность.
Резким движением руки Марк вырвал из наброска ненавистный, пугающий лист, и, скомкав его дрожащими пальцами, с отвращением бросил в урну под столом. Затем снова открыл шуфлядку и с разрывающей грудную клетку острой болью, взглянул на заветную папку.
– Как поступить…? – повторил он ту злосчастную мысль и гулко задвинул шуфлядку обратно.
Глава 4
По пути на кухню, в узкой, небольшой прихожей расположился встроенный шкаф-купе, у которого одна из сдвижных створок была зеркальная. Обычно Марк старался не смотреть в это зеркало, быстро проезжал мимо, чтобы не увидеть себя таким, какой он есть на самом деле. В его сознании существовал совершенно иной образ, конфронтирующий с реальным. Марку было слишком тяжело, когда эти два разных образа сталкивались лоб в лоб. Поэтому он любой ценой избегал подобных ситуаций.
Однако сейчас, как нарочно, по ковровой дорожке были рассыпаны кубики от лего, мешавшие проехать, а справа, точно вровень с коляской, стояла именно эта створка.
Сжав пальцами ободья колес так, что те впились в ладони, Марк громко позвал:
– Эй, Тимоха, подойди-ка, пожалуйста, сюда…
– Куда сюда? Скажи по – нормальному, – в гостиной защебетал тоненький немного нагловатый голосок. – Почему я, а не Костик? Он опять сидит в смартфоне…
– Быстро пошёл, – раздался уже чуток ломкий голос, в котором, однако, ещё сохранились детские нотки.
– Ай, больно… А если тебе так врежу?… Вот, на… Получай… Ты мне в нос стукнул… Сейчас тебя ждет хук справа и апперкот…
– Отстань… Да хватит… Ну, всё, малой, ты допрыгался…
Из гостиной послышались кряхтения, смешное бульканье, стук ног, ребячьи угрозы.
«М-да, интересно было бы понаблюдать за их апперкотами… Тоже мне боксер… А вот и рефери… Мама сейчас быстро расставит этих бойцов по углам, – неспешно бубнил про себя Марк, ёрзая коляской взад и вперед по коридору. – Как будто что-то тормозит… что ли… и под колёсами лежат эти кубики?»
Хотел наклониться, посмотреть. Но тут взгляд, словно нарочно, наткнулся на зеркало. Марка обдало жаром, когда он встретился глаза в глаза с худощавым, молодым человеком, взгляд которого бурил его насквозь своими карими зрачками с голубоватыми прожилками.
Горбатый, с сухим, клиновидным лицом, с тонкими напряженно натянутыми тусклыми губами, над которыми виднелась редкая полоска юношеских усиков, он смотрел на Марка с неким презрением, с острой ненавистью. Он был потрёпан жизнью, согнут в дугу проклятой судьбой. Его глаза были наполнены усталостью, душевными страданиями, неуверенностью.
От этого жуткого образа Марк со всей силы оттолкнул коляску назад. Плевать на то, что там хрустит под колесами. Лишь бы не видеть этого урода. Лишь бы он не сверлил своим тусклым взглядом, проникающим лезвием во все уголки тела.
– Это не я… Не я, – шепотом с одышкой повторял Марк, будто бы отрицая то, в чем его обвиняли.
Вокруг всё помутнело, словно в квартиру проник густой дым. Стало тяжело дышать. Казалось, на грудь взвалили валун, который давил сильнее и сильнее. Эта была невыносимая, ноющая боль, которую нужно терпеть. В памяти периодически всплывал тот образ, с которым сознание не хотело мириться.
***
Веки стали тяжелыми, вздутыми, будто бы они были налиты свинцом. Через оставшиеся узкие щели глаз Марк видел, как чёрный дым клочьями оседает вниз. Ни стен, ни потолка, ни шкафа – ничего не было, словно вся квартира растворилась в воздухе. Вместо этого из-за рваных ошметков сизого тумана выглядывали чёрные, от застывшей на них грязи, откосные горбыли подбруствера. Сквозь дырявый, как решето, дощатый настил прорывалась мелкая, колючая мгла, которая пробирала до костей. Тусклого света едва хватало, чтобы Марк мог рассмотреть сидящих рядом. Это были изувеченные останки былых людей, которые в своё время жили каждый своей жизнью. У каждого была своя собственная судьба-дорога.