Таким образом, сложив силы Франции, Испании и Голландии, получалось, что три государства располагали совместно девяносто двумя линейными кораблями, шестьдесят из которых принадлежали Франции, двадцать четыре – Испании и восемь – Голландии. В то же время, приравняв флотилию к пятнадцати кораблям, можно довести действительную мощь высокобортного флота трех государств до семидесяти семи кораблей. Англичане обладали восьмьюдесятью девятью великолепно оснащенными, экипированными, опытными кораблями, во всём превосходившими корабли союзников, и собирались вскоре довести их число до ста. Так что преимущество было на их стороне, они могли быть побеждены лишь превосходством остроумных комбинаций, которые никогда и близко не имеют такого влияния на море, как на суше.

К несчастью, Испания, обладавшая некогда столь богатым морским флотом и всё еще желавшая обладать им по причине обширных колоний, пребывала, как мы уже говорили, в абсолютной нужде. Ее арсеналы были заброшены и не содержали ни дерева, ни пеньки, ни железа, ни меди. Великолепные верфи в Ферроле, Кадисе и Картахене были пусты и необитаемы: не хватало ни материалов, ни рабочих. Матросы, весьма малочисленные с тех пор как торговля в Испании свелась почти к одной перевозке драгоценных металлов, стали еще более редки из-за желтой лихорадки, свирепствовавшей на побережье и заставлявшей их бежать за границу или вглубь страны. Если добавить к этой картине сильный неурожай и финансовую депрессию, усилившуюся вследствие потери недавно украденных галеонов, можно составить себе почти точное представление о великой нужде, охватившей державу, прежде столь великую, а тогда пребывающую в столь печальном упадке.

Наполеон, часто и тщетно советовавший ей во время последнего мира посвятить по крайней мере часть своих ресурсов реорганизации морского флота, захотел в последний раз совершить усилие в отношении испанского двора даже без надежды быть услышанным. На сей раз вместо угроз, как в 1803 году, он прибег к ласке и поощрительным мерам. Он вызвал из Португалии маршала Ланна, чтобы поставить его во главе гренадеров, которые должны быть первыми высадиться в Англии, а генералу Жюно поручил заменить его в Португалии. Жюно получил приказ остановиться по дороге в Португалию в Мадриде и, сыграв там роль чрезвычайного посла, попытаться несколько оживить пришедший в упадок двор[6].

Теперь следовало как можно лучше распорядиться ресурсами трех морских держав – Франции, Голландии и Испании. Намерение внезапно привести более или менее значительную часть своих военно-морских сил в Ла-Манш беспрестанно занимало Наполеона. Но неожиданно его отвлекла, хоть и ненадолго, одна великая мысль.

Наполеон часто получал донесения от командующего французскими факториями в Индии генерала Декана, удалившегося на Иль-де-Франс со времени возобновления войны и совместно с адмиралом Линуа чинившего великий вред британской торговле. Генерал Декан, обладавший пылким умом и весьма способный командовать в независимой и опасной ситуации, вступил в сношения с маратхами[7], еще не до конца покоренными. Он раздобыл любопытные сведения о расположении этих недавно завоеванных принцев и решил, что шесть тысяч французов, высадившись с достаточным боеприпасом и при незамедлительной поддержке восставших, которым не терпится свергнуть иго, смогут пошатнуть британское владычество в Индии. Именно Наполеон, как мы помним, направил генерала Декана на сей путь, и тот пустился по нему с воодушевлением.

Но Наполеону хотелось предпринять не дерзкую вылазку, а нечто вроде большой экспедиции, достойной его египетского похода, способной отнять у англичан важное завоевание, составлявшее в настоящем веке их величие и славу. Огромное расстояние делало такую экспедицию трудной совсем в другом смысле, нежели экспедицию в Египет. Перевоз тридцати тысяч человек из Тулона в Александрию в военное время уже представлял собой довольно значительную операцию; но транспортировка их из Тулона на берег Индии, в обход мыса Доброй Надежды, становилась гигантским предприятием. Успех подобного предприятия требовал соблюдения глубочайшей тайны и великого искусства, чтобы обмануть английское адмиралтейство. Однако Наполеон уже давно располагал всем, чтобы ввергнуть последнее в настоящее смятение ума. Обладая войсками, собранными и готовыми погрузиться повсюду, где у него имелись эскадры, то есть в Тулоне, Кадисе, Ферроле, Рошфоре, Бресте и Текселе, он всегда мог отправить армию так, чтобы англичане не проведали об этом тотчас и не сумели догадаться ни о ее мощи, ни о конечном назначении. План высадки оказался весьма полезен тем, что приковывал к себе внимание неприятеля, заставляя его непрестанно опасаться экспедиции к Ирландии или к английскому берегу. Таким образом, ситуация благоприятствовала попытке совершить одну из тех необычайных экспедиций, которые Наполеон столь стремительно умел задумывать и осуществлять. Он предполагал, к примеру, что возможность отнять у англичан Индию стоит того, чтобы согласиться отложить на время все другие планы, даже план высадки;