Ему нужен был первый шаг. Шаг из этой ямы отчаяния в неизвестность. Шаг к тому, что казалось недостижимым – к силе, к правде, к… Бессмертию.

Прошло несколько недель с того страшного дня. Недели, полные холода, голода и страха. Линь Цин стал призраком в большом городе – худой, оборванный, с вечно настороженным взглядом. Он научился различать шаги стражников по их тяжелому топоту, избегать людных мест, где его могли заметить, и находить самые укромные уголки для ночлега. Он ел то, что находил – объедки на задворках кухонь, выброшенные фрукты, иногда, если везло, получал кусок хлеба от сострадательного торговца.

Каждая ночь была испытанием. Холод пробирал до костей, а призраки прошлого не давали покоя. Лицо матери, застывшее в предсмертном ужасе. Последний крик отца. Горящий дом. И леденящая душу аура Цензора Вана, пронизанная чем-то чуждым и могущественным.

Мысль об этом «чем-то» не оставляла его. Слова отца о «силах древнее Империи» и слухи, услышанные им на улице о «культивации», всё это складывалось в смутную, но притягательную картину. Мир, где сила не зависела от ранга и титула, а от чего-то другого. От той самой энергии, которую он почувствовал от Цензора Вана.

В один особенно промозглый вечер, когда дождь лил стеной, а страх быть замеченным был сильнее голода, Линь Цин искал убежище. Он бродил по забытым окраинам города, пока не наткнулся на руины старого храма, частично обрушившегося от времени и непогоды. Место было заброшенным, скрытым от глаз, идеально подходящим для ночлега.

Забравшись под остатки крыши, чтобы укрыться от дождя, Линь Цин принялся осматриваться в поисках чего-нибудь полезного. Камень, чтобы разбить уличный фонарь, или кусок тряпки, чтобы укрыться. Его взгляд упал на нишу в разрушенной стене, скрытую за обломками камня. В ней что-то лежало.

Это был небольшой, продолговатый предмет, завернутый в промокшую ткань. Ткань рассыпалась в руках, обнажив потрепанный, пожелтевший свиток. Он был сделан из странного материала, напоминающего очень тонкую кожу или пергамент, но не бумагу. Один край свитка был сильно поврежден влагой, и иероглифы на нем расплылись, но большая часть сохранилась.

Разочарование охватило Линь Цина. Не еда. Не монеты. Просто старый, видимо, бесполезный свиток. Он уже собирался выбросить его, но что-то заставило его помедлить. Возможно, слабое, едва уловимое ощущение, исходящее от свитка – то самое, что он когда-то чувствовал рядом с ларцом отца.

Спрятав свиток под одежду, Линь Цин провел остаток ночи, дрожа от холода и прислушиваясь к звукам ночи. На следующий день, найдя укромное место, он осторожно развернул его. Иероглифы были написаны древним, изящным почерком, который он с трудом разбирал, несмотря на всё свое образование. Это был не обычный текст. Он содержал странные схемы, диаграммы и понятия, которые были совершенно незнакомы.

«Дыхание Дракона… Ци… Меридианы… Море Души…» – бормотал он, пытаясь понять. Большинство фраз были ему непонятны. Это явно было нечто, выходящее за рамки классических текстов.

Однако, среди непонятных терминов, ему удалось разобрать несколько ключевых понятий, подкрепленных простыми схемами, показывающими движение энергии внутри тела. Слова «сосредоточение», «поглощение», «циркуляция» повторялись снова и снова. А в самом начале свитка, несмотря на повреждения, он разглядел символ – стилизованное око с вертикальным зрачком, окруженное витиеватым узором, напоминающим чешую. Это был тот самый символ, который он видел на ларце отца, символ Ларец Змеиного Глаза.