Она в замешательстве покачала головой.

– Я скорее умру, чем стану служить этим ублюдкам.

– Большинство сказали бы то же самое, – вздохнул я. – Но правда в том, что никто на самом деле не знает, на что он способен, пока не окажется перед выбором. Встать на колени и глотать или сесть в клетку, чтобы тебя выебали вместе со всеми. Это, конечно, займет некоторое время, но холоднокровки очень хорошо справляются со своим делом. Страх – их клинок. Отчаяние – их плащ. И нет недостатка в людях, которые скормили бы своих сородичей волкам, если бы это избавило их от волчьих клыков.

Диор стиснула зубы, выдохнув пар на морозе.

– Я скорее умру.

– Но в том-то и дело, парень. – Лаклан взглянул на Диор, и на его изумрудно-зеленые глаза набежала тень. – Эти ублюдки тебя не убьют. Они оставят тебя в живых.

Диор осенила себя колесным знамением и поджала губы, оглянувшись на руины Авелина. Встретившись взглядом с Лакланом, я тяжело вздохнул, завязал воротник на лице и бросил ему пару запасных серебряных бомб.

– Хорошо, спускаемся вместе. Диор, держись рядом и будь готов бежать, если я прикажу. Если увидишь что-то, что движется, кричи. Или вопи. Как тебе больше нравится.

– Полагаю, это будет зависеть от того, каких оно размеров.

Лаклан усмехнулся, и мы поехали дальше, он рядом, а Диор позади. Авелин с каждым шагом становился все ближе и больше. Под копытами наших сосья хрустел снег, моя рука лежала на клинке, а сердце колотилось где-то в горле, пока мы приближались к тому, что осталось от убежища, построенного моими друзьями. Снег висел серой пеленой, в лица нам хлестал сильный ветер, и кровь застыла у меня в жилах, когда я наконец заметил движение сквозь снежную коловерть впереди.

– Подождите, – прошептал я, поднимая руку.

– Мать твою, чертова Дева, – выдохнул Лаклан. – Так я и знал.

Диор покачала головой, щурясь.

– Что это?

Я поднял подзорную трубу, и желудок у меня сжался, когда все ужасные опасения оправдались.

– Мясной фургон, – вздохнул я.

Он стоял на льду возле пирса Шато, запряженный четверкой норовистых лошадей. Тяжелая деревянная повозка, железные прутья которой поднимались из поддона, образуя большую ржавую клетку. Внутри томилось множество фигурок, и сердце у меня сжалось, когда я понял, что все они – дети, грязные, окровавленные, прижатые друг к другу, как рыбы в бочке. Я слышал плач, приглушенный завыванием ветра, ругательства и отрывистые лающие команды. Вокруг фургона работало еще несколько фигур, загоняя малышей внутрь под острием меча – дюжина солдат в темных доспехах, все здоровенные головорезы. Но за ними, шаркая по льду и глядя голодными глазами на перепуганных пленников, стояло по меньшей мере две дюжины порченых, бездушных, с мертвыми глазами.

Я набрал в грудь воздуха, собираясь предупредить Диор, чтобы она медленно отступала, но, как и следовало ожидать, Вседержитель воспользовался шансом и всунул свой член мне в ухо. В этот момент ветер сменился с западного на северный и теперь, завывая, дул нам в спину. Я заметил, как один из порченых напрягся – сгнивший старик в лохмотьях, голова которого немедленно повернулась в сторону Диор. Еще несколько мертвецов заметили нас, губы приоткрылись, обнажив острые зубы, и по их рядам прокатилось низкое шипение.

– Дерьмо, – прошипел Лаклан.

Все было именно так, как сказала Селин: мертводух, очевидно, не смог скрыть запах девушки. Когда среди солдат раздался крик, я мысленно бросил кости. Мы сумели бы сбежать, если бы захотели, – мчаться по льду верхом на лошади можно быстро, они бы нас не догнали. Но если на Авелин напала армия, то,