Если мы сравним механизированное производство хлопка с распространением вируса или паразитов, то выяснение исходных причин требует от нас различать популяции незащищенные и стойкие. И, разумеется, даже беглый взгляд на границы распространения новых машин по тем странам и регионам, которые первыми применили их, обнаруживает совокупность характерных экономических, общественных и политических отношений – эмбриональные черты промышленного капитализма. Как мы видели на примере Британии, этот промышленный капитализм представлял собой радикальное отклонение от образа жизни прошлых веков. Когда британские умельцы и торговцы-мануфактурщики в последние десятилетия XVIII века открыли новый способ прядения хлопка, это было явление одного рода. Но уже совершенно другим явлением было увеличение масштаба этой новой модели на несколько порядков и формирование из нее новой общественной системы. Мы увидим, что решающую роль здесь сыграли возможности возникавшего в то время нового типа государства.

Чтобы понять на первый взгляд замысловатые схемы распространения по всему миру механизированного производства хлопка и индустриализации как таковой, давайте определим, что именно было общим для тех территорий, которые последовали примеру Британии. Прежде всего, все те районы, которые были в числе ранних последователей, имели предысторию текстильного производства. Хотя сама по себе она не давала гарантии успеха, но такой предварительный опыт оказался практически необходимым для индустриализации хлопковой отрасли. Прядильные фабрики почти всегда возникали в тех областях, в которых поддерживалось оживленное текстильное производство – и неважно, было ли это производство шерсти, льна или хлопка, городское или сельское, в домах или в мастерских. Например, в области вокруг Гента долгая традиция прядения и ткачества льна подготовила рабочую силу для хлопкового производства. В мексиканском городе Пуэбле механическое прядение хлопка было построено на основе вековой истории прядения и ткачества хлопка, настолько развитого, что его работники составляли гильдию производителей хлопка, и крупные мастерские там возникли еще до начала механизации. Ситуация в германских землях была точно такой же: один экономист отметил, что «современная хлопковая промышленность почти везде строится на старой местной промышленности». В России производство хлопка выросло из производства льна и шерсти XVIII века. В США текстильные фабрики Новой Англии выросли в тех областях, где существовала, особенно среди женщин, давняя традиция прядения и ткачества. В Эльзасе история текстильного производства существовала с XV века. В швейцарских районах производства хлопка итогом долгой и выдающейся истории домашнего производства хлопковых тканей стало накопление мастерства и капитала. Мелкое производство часто становилось первой жертвой подъема промышленности, однако снабжало захватчиков квалифицированной рабочей силой, необходимой для современного производства[293].

Специфика старой производственной базы также сформировала пути, которыми каждый регион следовал к индустриализации. В некоторых районах мира хлопковая индустриализация возникла преимущественно на основе прядения, а ткачество и печать текстиля там были второстепенны. Например, в США, как и в самой Англии, индустриализация направлялась базовым производством, а именно прядением, и уже затем переходила к ткачеству и печати, наложению импортированного из других мест красочного рисунка на хлопковую ткань[294]. Однако во многих других районах мира, в том числе в Бельгии, России и Эльзасе, хлопковая индустриализация выросла из процветающей печатной отрасли.