Кто-то другой вряд ли рискнул бы есть в алхимической лаборатории, даже Берилл предпочитал гостиную. Агата же ничуть не смущали колбы с сомнительным содержимым. Отчасти это раздражало Ашнару, но в какой-то степени и радовало. Приятно, когда с тобой приходят просто поговорить, когда тебе доверяют, а не считают непостижимой и загадочной.

Чая гостю Ашнара не предложила, но Агат справился сам. Он поставил чашку, хотя зажатый в руке хлебец так и не доел.

– Мне кажется, с ядом становится хуже.

Ашнара пожала плечами. Последняя неудача с зельем обескураживала, но она продолжит попытки. Не только потому, что это стало интересной алхимической задачкой, но и потому, что она не хотела, чтобы яд оставался внутри Берилла.

– Почему так думаешь?

Агат ответил вопросом на вопрос:

– Ты знаешь, как он спит?

Ну что за манеры!

– Иногда не очень хорошо, – осторожно ответила Ашнара.

Она видела многие дворцы и владык. Ашнара прекрасно знала, что хуже всего отношения между родственниками. В правящей семье никто больше брата не мечтает воткнуть тебе кинжал меж ребер. Отцы редко доживают до старости, потому что дети устают ждать.

Когда речь идет о власти, здравым смыслом пренебрегают.

Ашнара видела всего несколько исключений, и Орихалковая империя была одним из них. Пусть с отцом у принцев отношения не сложились и Ашнара легко могла представить, как кто-то из них убивает императора, друг против друга братья не интриговали. Наоборот, они защищали и заботились.

Агат не раскрывал Ашнаре душу, да и кому-то другому вряд ли, но она не сомневалась, он не завидует старшему брату и совершенно точно не хочет на трон.

И всё-таки сейчас Ашнара не была уверена, о чем стоит или не стоит рассказывать. Это не только её тайны, но и Берилла. Агат, кажется, думал примерно так же, потому что медлил. Но потом торопливо продолжил, ему давно хотелось поделиться опасениями:

– Недавно он влетел ко мне в комнату с утра пораньше. Я не мог понять, что происходит, испугался, что всё, как минимум драконы атакуют дворец. Оказалось, Берилл уверен, что я умираю. Он не успокоился, пока не поднял меня с постели и не убедился, что всё в порядке. Знаешь, почему он был так уверен?

– Ему приснилось.

– Да, – кивнул Агат. – Порой ему снятся кошмары, которые так убедительны, что Берилл не сразу понимает, это всего лишь сны. Мне кажется, в последнее время стало хуже. Они больше путают. И мигрени. Они чаще.

Ашнара вздохнула. Она тоже замечала, хотя не была уверена. Возможно, и ей, и Агату кажется, потому что они этого боятся.

– Вряд ли яд действует именно так, – сказала она. – Если только Берилл не получает новых порций. Но это было бы странно и точно заметно. Тем не менее… это редкий и не местный яд. Я слишком мало о нем знаю.

Беспокойство на лице Агата ничуть не уменьшилось. Что ж, если он пришел затем, чтобы его успокоили, это точно не к Ашнаре.

Она определила яд только потому, что уже сталкивалась с ним в северных провинциях Эллемира и очень заинтересовалась растением: маленький цветок с листьями глубокого, до черноты фиолетового цвета со сполохами иссиня-лилового. Местные называли его морозником, выкапывали корневища и лечили ими почти все болезни, даже безумие.

Они избегали только одного вида, пурпурного морозника. Его яд очень опасен, в том числе из-за того, что мог накапливаться. Ашнара уже запросила исследования и образцы. Но сведений было немного.

Если она не сможет создать противоядие, Берилл всю жизнь будет мучиться мигренями и снами, которые путает с реальностью. Но куда хуже другое. Если он примет еще хотя бы небольшое количество, это подстегнет действие яда. Не обязательно Берилла ждет смерть, но может парализовать или ослепить.