Холли обиженно фыркнула и закинула топор на плечо. Я усмехнулась: просто удивительно, насколько ей идет этот костюм. Она осторожно убрала челку с лица и вздохнула:

– Ну вот, мне пора. Повеселись там, Лив! Я люблю тебя!

Проводив племяшку, я взглянула на себя в зеркало: глаза тревожно блестят, щеки покраснели. Да, я иду не на веселую попойку, как думает Холли, а на возможную кровавую расправу – но не говорить же об этом восьмилетней девочке! Я дотронулась до шеи: от шрама осталось только воспоминание, и все же память о том, куда пришёлся укус, была все ещё свежа. Такие вещи не забываются.

На часах почти шесть. Вечеринка в «Давилке» начинается в девять – у меня есть тонна времени для подготовки. Я приняла душ и убрала чуть влажные волосы под сетчатую шапочку, а сверху натянула парик. Светлые, отдающие желтизной волосы упали на глаза и скулы. Торопливыми движениями я напудрила лицо и накрасила глаза, подвела губы розовой помадой и критически взглянула на своё отражение. На школьницу явно не тяну – ну и ладно. Я втиснулась в топ с юбчонкой, повертелась перед зеркалом. Весь зад на виду. Фактически я была готова: уже далеко не юное тело облачилось в шмотки, чересчур вульгарные для своего возраста.

Покончив с переодеванием, я тронула кончиками пальцев правой руки левое запястье, погладила смуглую кожу. Эти руки могут быть опасными. Где-то под тонкой пленкой человеческой плоти прячется когтистая лапа. Я представила, как она рассекает мягкую, податливую плоть, вспарывает вены. Хлещет кровь, воздух пахнет ржавчиной – свежий и одновременно затхлый запах, словно бы после дождя… я облизала губы и почувствовала слабость. Вспотевшая ладонь замерла на локтевом сгибе, бережно помассировала пульсирующую точку.

Я могу быть опасной. И я буду таковой.

***

«Давилку» этим вечером можно было найти даже идя вслепую – тротуар вздрагивал в такт басам, в небо хищно впивались белые когти прожекторов, установленных на входе. Про гул толпы, вытянувшейся в очередь у входа, даже говорить излишне – мне не было слышно собственных шагов, отчего казалось, что я иду по вате. Меланхолично мыча какую-то детскую песенку, я вклинилась в сборище скелетов и ведьм, мертвецов и персонажей фильмов и мультфильмов. Мужчина в костюме мертвого нациста проводил меня тяжелым взглядом белых, светящихся глаз. Так вздрогнула, что нечаянно навалилась на стайку девушек-черлидерш. Мертвых черлидерш, само собой.

– Эй! – юная рыжеволосая девица обернулась ко мне и усмехнулась. – А не старовата ли ты для такого костюмчика?

– А не длинноват у тебя язык? – я мрачно посмотрела на ее плоский живот, выглядывающий между топом и поясом юбки. – Я могу его укоротить.

– Конечно, – подружка дерзкой черлидерши устало закатила глаза. – Страшно звучит, просто ужас.

Я хмыкнула и, обойдя их в очереди (состроила глазки симпатичному бурундуку), встала далеко впереди. Черлидерши разразились грязными ругательствами и воплями – правда, после того, как я повернулась и состроила им мерзкую рожу, визги стали потише.

Вереница людей двигалась быстро, так что я даже не успела устать: разве что несколько раз пришлось отшучиваться от пьяного парня в костюме стакана с картошкой фри. Весельчак радостно зазывал меня в свою компанию, соблазняя бесплатной выпивкой и даже дурью, но я, смеясь, качала головой: некогда развлекаться с незнакомцами, да и алкоголь сейчас был совершенно неуместен.

Парень-фри огорчённо вздохнул:

– Жаль, блин! Ну, ты подходи к нам, если захочешь повеселиться!.. Что такое, Джулия? – за руку его вдруг схватила пухленькая девушка, одетая в кота Тома, и что-то возбужденно зашептала ему на ухо.