– Это было просто потрясно! – его восторг буквально душил, навязчиво врываясь в мои мысли.

Я повернул голову чуть в сторону, но даже не удосужился взглянуть на него.

– Ага, я в курсе, – произнёс холодно, как будто слова сами по себе лишены эмоций.

Шейн, конечно, не замолкал. Этот неугомонный энтузиазм, эта детская радость – всё это вызывало лишь раздражение. Он стоял слишком близко, его голос звучал слишком громко, он дышал слишком часто.

Господи, неужели он не понимает?

Я резко обернулся. Моё движение было таким неожиданным, что он чуть отпрянул назад. Глаза сузились, взгляд холодный, острый, словно лезвие ножа, нацелился прямо на него.

– Уйди, – мой голос прозвучал низко, резко, без единого намёка на мягкость. – Я хочу побыть один.

Шейн застыл. На его лице промелькнуло что-то, вроде замешательства или обиды, но мне было всё равно. Пусть обижается, пусть даже ненавидит – мне это безразлично. Он промямлил что-то, похожее на извинение, и поспешил выйти.

Как только дверь закрылась за ним, комната наконец погрузилась в долгожданную тишину.

Я прошёл к душевым, ощущая, как пол под ногами холоден даже через подошвы обуви. Вся раздевалка была заполнена тишиной, нарушаемой только приглушёнными звуками воды где-то в соседнем помещении.

Сняв с себя тренировочные шорты, я шагнул под горячие струи. Вода стекала по телу, обжигая кожу, но это было именно то, что нужно. Мышцы, напряжённые до предела после боя, наконец начали расслабляться. Голову заполнил только ровный шум воды, смывающей с меня усталость и раздражение.

Я стоял, опустив голову, и наблюдал, как капли скатываются с кончиков пальцев. Никаких мыслей, никаких эмоций – только жаркая вода и пустота внутри.

Быстро помылся и протянул руку к полотенцу, не торопясь, как будто растягивал эти минуты спокойствия. Намотал ткань на бедра и лениво направился к шкафчику. Пол под ногами теперь был мокрым и немного скользким.

Дверь в раздевалку внезапно распахнулась с таким грохотом, что гул разнёсся по комнате. Она ударилась о стену с глухим стуком.

Я остановился на месте, медленно выдохнул, чувствуя, как раздражение взбирается вверх по позвоночнику. Вода всё ещё стекала с волос, капая на пол.

Не оборачиваясь, произнёс низко, сдержанно, как удар хлыста:

– Если ты пришёл сюда с чем-то бессмысленным, лучше сразу разворачивайся и уходи.

– Я тебя уничтожу, ублюдок! – процедил Клиффорд сквозь зубы, словно каждое слово пропитано ненавистью.

Я медленно поднял взгляд на него, лениво, будто его появление было досадной мелочью, не заслуживающей моего внимания.

Клиффорд, как всегда, кипел от злости, словно вулкан, готовый взорваться. Его кулаки были сжаты, лицо красное, глаза горели яростью.

Он был моим соперником. Не просто на арене, а во всём. Мы ненавидели друг друга настолько, что даже воздух между нами казался натянутым, как струна. Я презирал его за слабость, за мелочность и жадность. Он же ненавидел меня, потому что я всегда был лучше. Каждый раз оставлял его на дне, смотрел, как он захлёбывается в своём бессилии, и это доставляло мне извращённое удовольствие.

– Что на этот раз, Клифф? – спросил я, ровно настолько холодно, чтобы его злость ещё сильнее разожглась.

Я облокотился на стену, сложив руки на груди, как будто всё происходящее наскучило.

– Я устал.

Он выдохнул резко, тяжело, словно пытался сдержать себя, но его злость рвалась наружу. Губы дёрнулись в едва заметной усмешке, но не от радости – от ненависти. Клиффорд достал телефон, не отрывая от меня взгляда, и что-то нашёл. Его пальцы двигались нервно, резко.

– Смотри, – бросил он, протягивая устройство.