– Не надо никому звонить! – я протестующе подняла руки. – Думаю, мы вполне обойдемся своими силами…

– Ну и чудненько, – кажется, этим предложением Верка только и хотела меня припугнуть, так что я даже пожалела о сказанных второпях словах. – Пошли.

Пришлось ехать.

– «Странные праздники», – тихо цитировала себе под нос я, покидая «Лиль». – Вот уж воистину «что-то меня мутит от этого веселья»…

Верке на мои литературно-музыкальные аллюзии было плевать, ей приспичило покататься на катерочках и больше ее ничего не интересовало.

Из нее вышла бы прекрасная Мюмла – веселая, бесшабашная, а что эгоцентрик до мозга костей – так ведь Мюмлы другими и не бывают… И не должны быть другими, вот что самое замечательное.

Впрочем, это оказалось действительно хорошо.

Крошечный двухместный катер поднимал миллиарды брызг, на всей реке мы были одни – больше таких сумасшедших не оказалось, – в воде тонули отражения фонарей, я замерзла, промокла, зверски проголодалась и, кажется, почувствовала немного то настроение праздника, о котором говорила Верка. Все-таки она как никто улавливала первые признаки моей приближающейся депрессии и как никто умела их снимать.

Мы провели на реке два часа, как будто бы завтра был выходной, как будто не нужно было рано вставать и идти куда-то, и поехали ко мне греться. Верка настояла на том, чтобы зайти по дороге в магазин и купить все, что нужно для глинтвейна: она неплохая кухарка, когда ей этого хочется.

Серая Сволочь приветствовал гостью счастливым мурлыканьем, и квартира, в которой я жила уже два года, показалась как никогда обжитой и уютной, это, и правда, был один из самых радостных вечеров на моей памяти за последнее время…

Глинтвейн был горячим и терпким, как и пролагается глинтвейну, на сковородке шкворчала хоть и рискованная в данном случае, но, на наш взгляд, прекрасно подходящая к делу картошка с салом, праздник, несмотря ни на что, кажется, удался, и я искренне поблагодарила Верку.

– Ты просто чудо, – сказала я. – Не буду спрашивать, что бы я без тебя делала, потому что я и представить этого не могу, ты же знаешь. Кстати, может, ты все-таки скажешь мне, что же это были за новости, ради которых мы должны были встретиться? Или это был только предлог?

Кажется, Верка растерялась.

– Неужели я не сказала… – недоумение едва не переплескивалось через край ее задумчивых карих глаз. – Черт, я ведь действительно совсем забыла. Прошел слух, что Венедикт в Городе.

Что толку

Говорить другим,

Что это слухи.

Когда твое собственное сердце спросит,

Что ты ответишь?

Госэнвакасю

…навсегда осталось за чертой города. Это в первый же день приезда объяснила мне Элеонора.

– Какого черта ты молчала все это время?!

Оказывается, не всё.

– Ты, единственный человек в Городе, который знает всю историю с начала и до конца, – молчала?

Глаза у нее – два удивленных распахнутых блюдца, кажется, моя горячность для Верки неожиданность.

– Не кипятись, Рит. Это только слух, обычная сплетня.

– Ты хоть понимаешь, что, если эта сплетня окажется правдой?!

– Не очень…

Честность – не порок, но большой недостаток.

– Даже если Венедикт и в Городе, с чего ты взяла, что он явился по твою душу? Скорее всего, он с обычной деловой поездкой, и вовсе незачем метаться по всей кухне, сшибая кастрюли…

Хотя кастрюли благополучно покоились на своих местах, как и прочая утварь, я села на стул.

– Вер, ты совершенно невозможный человек…

– Тебя не поймешь: то чудом зовешь, то вот уже невозможной величаешь…

– Одно другому не мешает…

Мы непонимающе глядели друг на друга. Думаю, Верка, все-таки играла, она была вовсе не дура, что до меня, то я все еще сердилась.