Да. Рядом с Джеймсоном другого ответа и быть не могло.

От его поцелуев по телу словно бы разлилось пламя, но я не сопротивлялась ни этому огню, ни Джеймсону. Мне казалось, что я стою у подножия чего-то монументального, куда больше, чем старинный замок.

Мир представлялся огромным, а мы – крошечными, как песчинки, и ничего важнее не существовало.

– И вот еще что, Наследница, – добавил Джеймсон, спускаясь поцелуями по моей скуле, а потом и по шее. – К твоему сведению…

Каждая клеточка моего тела наслаждалась его прикосновениями. Ногти мягко царапнули его шею.

– …я бы ни за что в жизни не спутал тебя со святой, – хрипло прошептал он.

Следующим утром

К

ровь алела у Джеймсона на шее и на груди. Только спустя пару мгновений я поняла, что она засохла, и еще одна короткая вечность потребовалась, чтобы найти источник – глубокий порез рядом с ключицей, у самого основания шеи.

Я кинулась к Джеймсону, осторожно обхватила ладонями его шею и увидела, что помимо короткой, но глубокой раны есть еще алые линии, протянувшиеся по обе стороны от ключиц, – мелкие порезы, точно кто-то хотел начертить треугольник.

Кто же это с тобой сделал? Я не могла проронить ни слова. Такое увечье можно нанести только ножом, зажатым в уверенной, опытной руке.

Ножом? От одной мысли о том, что кто-то поднес лезвие так близко к сонным артериям Джеймсона, по спине побежали мурашки. Голос по-прежнему не слушался. Я осторожно ощупала его шею повыше раны, скользнула взглядом по засохшим кровавым дорожкам на груди и обратила внимание на рубашку.

Перед исчезновением Джеймсон был одет в рубашку, застегнутую на все пуговицы, но теперь верхних четырех не было – их срезали? – а из-под ткани выглядывала кожа.

– Джеймсон, – сорвалось с моих губ. Еще никогда мой голос не звучал так тревожно.

– Знаю, Наследница, – низким, хрипловатым голосом ответил он, хитро улыбнувшись. – Кровавые раны мне идут.

Он неисправим.

Сердце забилось чуть медленнее. Я уже открыла рот, чтобы расспросить Джеймсона, где же он, черт возьми, пропадал и что с ним случилось, но не успела произнести ни слова, как поняла…

Что от него пахнет дымом. Костром. А рубашка перепачкана пеплом.

Три дня назад…

После напряженного рабочего дня все мысли устремились только к одному человеку. С той самой секунды, когда я впервые увидела наш отель, со всех сторон окруженный старинными домами, во мне проснулось нетерпение – и стало нарастать с каждым шагом.

Я вошла в лобби.

Потом в лифт.

Вышла из него.

Наш номер занимал целый этаж. Я заметила в коридоре двух охранников из команды Орена. Третий занял пост в лобби. Вроде бы больше никого он в Прагу не брал.

Потому что поток угроз в мой адрес наконец прекратился.

Но это не помешало Орену перегнать меня на пути к номеру. Он первым открыл дверь, проверил прихожую и соседние комнаты и только потом разрешил мне войти. Первым делом я заметила удивительную особенность: из коридора дверь в королевский номер казалась самой что ни на есть обыкновенной, но стоило зайти внутрь и закрыть ее, она сливалась с большой золотой фреской на стене, создавая ощущение, что отсюда нет выхода, что ты попал в отдельный замкнутый мир.

Пол был сделан из белого мрамора, а чуть поодаль лежал ярко-красный ковер, на вид такой пушистый и мягкий, что я позволила себе сбросить обувь и ступить на него босыми ногами. Неподалеку стояли два стула, повернутые к фреске. Между ними расположился мраморный столик – без преувеличения настоящее произведение искусства. На мраморе было выбито изображение – приглядевшись, я поняла, что оно в точности повторяет гравировку на монетах.