Повинуясь интуиции, я отошла от стены футов на десять и достала из заднего кармана открытку – она успела еще сильнее измяться. Правой рукой я потрясла баллончик и пшикнула его содержимым на заднюю сторону открытки.

Почти сразу же проступили три буквы, из которых мгновенно сложилось слово. ЛЕД.

Я сразу вспомнила, что в Праге есть знаменитый бар, в котором все сделано изо льда.

На входе охранник протянул мне длинную парку и пару белых кожаных перчаток.

– Их можно оставить себе, – сообщил он таким тоном, что сразу стало ясно, что так бывает далеко не везде и не всегда.

Я накинула парку. Она была белоснежная и доставала мне до лодыжек. Капюшон был отделан искусственным мехом – потрясающе мягким на ощупь. Потом я натянула перчатки – они пришлись точно впору. Ну что ж, утеплилась по-зимнему – теперь можно и в бар.

Какой он маленький! И как тут морозно! От инея все блестит!

Я накинула капюшон и огляделась. Все кругом и впрямь было ледяным: барная стойка, одинокий столик посреди комнаты, стены, скульптуры, смотревшие на меня со всех сторон.

На месте бармена меня ждал Джеймсон. Он поставил на стойку стакан – тоже, как выяснилось, ледяной.

Тут свет в помещении неожиданно поменялся: лед окрасился синевато-фиолетовым. Хоть комнатка и была совсем маленькой, казалось, будто я очутилась среди арктических просторов.

Будто мы с Джеймсоном перенеслись на край света.

– Чем тебя угостить? – поинтересовался он, уперев локти в барную стойку и наклонившись вперед. Хорошо же он вжился в роль бармена! Парки на нем не было, но, если он и замерз, никак этого не показывал.

Я подалась вперед и скинула капюшон, закрывавший часть лица.

– Как насчет пятой, последней, подсказки? – напомнила я.

– Ради нее придется потрудиться, – с улыбкой сказал Джеймсон. Было так холодно, что изо рта шел пар – и у меня и у него. Нас разделяла лишь тоненькая ледяная стойка, и мы стояли так близко, что наше дыхание смешивалось – пусть и едва уловимо.

– Чем тебя угостить, – повторил Джеймсон, – из напитков?

– Удиви меня.

Джеймсон отвернулся, чтобы взять стеклянную бутылку с ледяной полки, а я задержала взгляд на его штанах, точнее, на стамеске, заткнутой за пояс.

Итак, лед плюс стамеска, плюс упоминание, что ради подсказки придется потрудиться… Совсем несложно было просчитать, что все это значит, но легко ли будет добыть стамеску?

Пока Джеймсон наливал загадочный напиток в ледяной стакан, я придумала план.

Я сняла перчатку и обвела пальцем край стакана. Нарочито медленно. Джеймсон впился взглядом в мою руку. Я взяла стакан и сделала глоток. Напиток оказался ледяным – и в то же время обжигал горло.

Джеймсон налил и себе немного. Нужно было как-то выманить его из-за барной стойки.

Я поставила стакан и натянула перчатку – снова нарочито медленно. Джеймсон следил за каждым моим движением.

– Может, потанцуем? – предложила я. Музыки, правда, не было, но ничего, главное, что мы наедине.

Джеймсон перепрыгнул через барную стойку.

Я протянула ему руку. Он взял ее и притянул меня к себе. Даже сквозь ткань парки я чувствовала его мускулистое тело. Если знаешь человека так же близко, как я Джеймсона Хоторна, каждое прикосновение пробуждает воспоминания о тысяче других.

Я предугадывала каждое его движение. Наше дыхание смешивалось и повисало в воздухе белой дымкой. А когда мы начали неспешный, плавный танец, в ушах у меня заиграла призрачная музыка. Я чувствовала ее всем телом – как и магнетическую силу между нами, которая с каждой секундой только крепла.

Как и моя любовь к Праге.

– Не хочешь сыграть в «Есть у меня одна тайна»? – спросил Джеймсон. – Ты мою так и не разгадала.