- Можно, я… - не договорила, только метнула взгляд на простынь.

- Нет. Не потому, чтобы оставалась голой, - хрен его знает, зачем я вообще что-то объясняю. Нет, - и все. – У тебя спина без кожи. Нельзя сейчас, чтобы к ней что-то прикасалось.

- Я только прикроюсь, - умоляюще, так жалобно, так несчастно.

- Ладно, - киваю, и отхожу в сторону. Чтобы не смущать, блядь! Я! Ее! В собственной спальне!

Смотрю со стороны, как резко дергается, заворачиваясь в простынь спереди, как жадно хватается за бутылку с водой и пьет быстрыми глотками, чуть не давясь, на спину ее эту, еще сильнее распухшую, - и снова чувствую себя последним конченным ублюдком.

- Не спеши так, - тихо говорю, чтобы страх ее унялся наконец. – А то опять вывернет.

Кивнув, она замирает и медленно тянется к куску мяса. Будто думает, что я сейчас выхвачу у нее из-под носа тарелку, просто подразнив и поиздевавшись.

- Ешь, Света, - вздыхаю, сам уже начиная дергаться от этого ее затравленного взгляда. Блядь, да не такое я уже чудовище, как она на меня реагирует! Даже с учетом всего, что с ней делал! Другой бы еще не так… И даже не за такое! - Я через минут двадцать вернусь.

Пусть хоть немного расслабится, а то еще от одного моего присутствия давиться будет.

- Давай, на живот ложись, - когда возвращаюсь, тарелка и бутылка из-под воды уже пустые.

И снова эти глаза с ужасом, как будто резать ее буду.

- Блядь, Света, - уже не выдерживаю, срываюсь, довела таки. – Даже если я буду тебя трахать, - не такой это ужас, как ты на меня смотришь! Перестань уже зажиматься и глазами тут на меня сверкать! Сказал, - быть покорной. Делать все, что говорю! И ужас этот с лица убери!

Да я почти ни одной бабы сюда, в свою постель, блядь, не укладывал! И ни одна из них так вот этому событию не ужасалась! Наоборот, - сами о ширинку трутся и ноги раздвигают! А эта ведет себя так, как будто тут пыточная у меня!

- Выпей на, - протягиваю стакан с коньяком. – Ну, - что опять за жуть в глазах, а? Думаешь, я напоить тебя до бесчувственности собираюсь? Я же – монстр, Света. Я же хочу, чтобы тебе больно было. Чтоб наживую ты у меня от боли под моим членом орала! Не зли меня! Просто возьми и выпей!

Берет дрожащими руками и выпивает, расплескав от дрожи на себя половину, если не больше.

- В душе со мной понравилось? Специально пачкаешься, чтобы тебя еще раз потер? Смотри, девочка, я в следующий раз потру по полной программе и сдерживаться не буду! – рявкаю со злостью, а сам ее грудь салфеткой промокаю. Аккуратно так, как будто бы даже этим боюсь ее кожу нежную повредить. И снова от запаха дурею, - ведет меня, срывает, начинаю осторожно пальцами соски ее ласкать, такие нежные, розовые, такие же, наверное, чувствительные, как и вся она…

Впервые мои руки двигаются осторожно, медленно, так нежно, что сам себе поражаюсь, - не хочется сминать с жадностью, а именно растягивать это наслаждение. Мягко перекатываю розовый напрягшийся сосок между пальцами, сжимаю чуть сильнее, накрывая ладонью вторую грудь, стараясь не надавить, не причинить боли. Легко провожу подушечкой пальца по самой верхушке, и, наконец, провожу по ней губами, снова дурея от чего-то, невыносимым током пронзающего внутри, насквозь.

Стягиваю губами сосок, лаская его языком, ощущая, что от одних этих нехитрых прикосновений готов кончить, как пацан, даже не входя в нее.

Если бы… Если бы только все не так… И она – не дочь этого урода… Если бы встретить ее иначе…

- Выпей еще, Светлана и ложись на живот, - отстраняюсь и сам не узнаю собственного хриплого голоса.

И снова эти глаза, только теперь в них обреченность и безысходность. Потухли. Со страхом хреново, конечно, было, но хоть эмоция какая-то живая. А сейчас сидит, - как будто человека в ней вот взяли и выключили. Как будто все равно ей уже, что с ней дальше будет. Самый хреновый взгляд, - видел я такие, не раз видел.