Разбухла вся и горячая, пульсирует под пальцами.

Поганые раны. Самые мерзкие. От глубоких вреда меньше, чем от таких. Тут и заражение, и все, что хочешь пойти может. Но, блядь, - думал ли я тогда о коже? Да ни о чем я на хрен думать тогда не мог!

Еще немного подержав под струями воды, чтобы каждую пылинку с нее вымыть, снова подхватываю на руки, заворачивая в полотенце.

Она снова вздрагивает, а я рукой дернуть боюсь, чтобы не задеть ее израненную спину. Каждый стон ее зубной болью отдается. Нет, блядь, - не для таких я задач, чтобы девчонок наказывать! Вот Маниз срал бы, кто перед ним, - девчонка или ребенок. По херу. У него разговор короткий. А я… Не привык. Только с отморозками умею разбираться. И их, пигалиц, от уродов всяких отбивать, - еще с детдома привык. И по херу, что они были старше, выше и их было больше. Отбивал – до крови, до выбитых зубов, до красных звезд перед глазами от ударов в голову. Там не разбирались, - старшие девок хватали, драли , - и даже на крики никто не реагировал. Не слышали их воспитатели, бля.

- Шшшшш – снова очнулась и заерзала. – Потерпи сейчас. Будет больно.

Укладываю животом на кровать, а она извивается, уползти пытается.

- Тихо, - рефлекторно дергаю на себя ее бедра, и, блядь, как-то само по себе простреливает в паху. – Тихо, сказал! – прижимаю к себе сильнее, чувствуя, как дергается все под мокрыми штанами. Блядь, - ну просто невозможная девчонка, другая бы сидела тихо и молчала, а эта… Мало того, что вожусь с ней вот уже битый час, так еще и выкручивается.

Извивается, как уж, половиной тела, - молча, только пыхтит упорно. И замирает, снова начав содрогаться, - а я, блядь, так уже и вижу ее беззвучные слезы, хоть и голову опустила.

- Света, - стараюсь говорить как можно мягче, но, блядь, ее трепыхающееся тело, прижатое к моему члену, располагает к этому меньше всего. Получается какое-то хрипение, от которого она снова дергается, как рыба, оставшаяся на берегу без воды. – Я тебя что сейчас, - бью? Или ты валяешься в подвале, а по тебе ногами топчутся? Чего ты дергаешься? Захотел взять – взял бы уже, и никакое дерганье тебе не поможет.

А я, между прочим, хочу! Блядь, пиздец просто, как хочу, - особенно теперь, когда она все передо мной такая раскрытая! И запах этот ее одуренный, - уже оттуда, снизу, не от кожи, а от разведенных передо мной ног! Сумасшедший запах, от которого сейчас, блядь, захлестывает еще сильнее, чем тогда от ярости! Но я же – сдерживаюсь! А она тут – извивается, провоцирует, с катушек сносит!

Сам не замечаю, как рука опускается ниже, поглаживая с внутренней стороны ее бедро.

Распахиваю двумя пальцами ее губки, прикасаюсь к складочкам, - нежные, розовые, ароматные. Такие сочные, что начинаю рвано дышать, - на вкус их попробовать хочется. Сжать губами и полоснуть зубами, - чтобы дернулась, чтобы снова начала стонать и извиваться, - только не от страха, не от ужаса этого своего дурацкого, а от страсти.

Прижимаю тугой бугорок клитора, дергаясь вперед. Блядь, какая же нежная, какая сладкая! Обо всем забываю…

Она всхлипывает и оседает на кровати, обреченно уронив голову в подушку и закрыв ее руками. Бляяяядь!

Снова включается сознание, напоминая, кто она и что у нас здесь происходит. Бросаю ее ноги, приказав не шевелиться, - на этот раз уже не дергается, слушается. Обхожу постель и хватаю ее за подбородок, заставляя поднять голову, посмотреть на меня. Так и я думал, - слезы по щекам катятся. И ужас этот снова в глазах.

И, блядь, хочется вцепиться себе в волосы руками и рвать их. Потому что глаза эти заставляют меня чувствовать себя последним конченным мудаком, который обидел маленькую наивную куклу. Тем, которых сам убивать сто раз готов.