Только она, блядь, - ни хера не наивная и не маленькая! От таких, как она, защищать других нужно!

- Не дергайся, - хрипло бросаю, глядя в огромные серые глаза, полные слез. – Спина у тебя поранена. Посмотреть и полечить надо. Поняла?

Нет, кажется, не понимает. Смотрит на меня как-то совсем бессмысленно. И глазами даже не хлопает, будто застекленела совсем.

- Света, - уже гаркнул, и она снова дернулась, как от удара, но взгляд уже стал осмысленным. Наконец-то.

- Ты есть хочешь? – уже мягче. – Пить?

Кивает в ответ, закусывая губу и снова глаза закрывает. И сразу же начинает мотать головой. Не хочет, можно подумать. Да ладно.

- Я приду сейчас. Ты тут – без глупостей, хорошо? Понимать должна, что злить меня и сбегать – самое худшее, что тебе может прийти в голову. Да?

Снова кивает, - ну, хотя бы какой-то контакт.

Спускаюсь на кухню. Набираю в тарелку мяса с холодного, оставшегося со вчера шашлыка. Не самое лучшее, в принципе, но все равно ничего другого нет, - обычно я и парни питаемся мясом. Подумав, прихватываю бутылку коньяка и воду, сгребаю по дороге аптечку.

Не боюсь, что девчонка сбежит, - найти ее дело секунды. Только надеюсь, что мозгов оставаться на месте у нее хватит, - не хотелось бы снова учить уму-разуму.

По дороге захожу к себе – надо же переодеть мокрые штаны, а то хожу тут и капаю, как идиот, совсем о них забыл! А еще – мне совсем не нравятся эти вот двоякие чувства к девчонке. И злость и одной стороны пробирает, и тут же заботиться хочется. Жалко ее, - маленькую такую, такую нежную и кукольную, - но, блядь, я же знаю, чья она дочь и чем занимается! Я тут не в кормешку с аптечками играть с ней должен, а бить так, чтобы живого места не осталось! И драть до посинения! А вместо этого, как идиот, думаю, как бы спину ей обработать и стояк унять пытаюсь! А еще – хочу, чтобы от наслаждения подо мной стонала!

Разрывает меня, ох, как разрывает! На части, - и ничего поделать с этим не могу! Паршиво!

Когда ярость клокочет или желание, - тут все понятно! Но, когда вот так, на два разных полюса, - это уже совсем лютая херня! Сам на себя злюсь, сам себе становлюсь противен, - то от того, что сделал с ней, - и вдруг приласкать, исправить все хочется, - то, блядь, от того, что нежничаю с дочерью ублюдка этого! С девкой поганой, взявшей на себя самую мерзопакостную часть его бизнеса! И не отказалась же!

Снова луплю кулаком по стене, - до хруста в костях. И тут же опрокидываю в себя половину бутылки. Самый мерзейший расклад, - когда внутри лада нет. Самый отвратный.

Ладно, - решаю наконец. Потом буду думать. Посмотрю, как все дальше сложится. А пока… Лечится пусть пока, заживает. Потом разберусь, по ходу дела. Посмотрим еще, как Альбинос себя поведет.

Тяжело выдохнул, качая головой, как после долгой тренировки, - никогда во мне еще не было этой мерзости, этого внутреннего раздрая. Но не время сейчас разбираться и копаться в себе, - нужно просто дать событиям течь своим чередом, - только тогда все станет на место. Никак иначе.

Дернул головой, будто отгоняя от себя наваждение, и пошел к ней, в собственную спальню. Подумал бы когда-нибудь, что его отродье туда приведу? И снова злоба – яростная, неконтролируемая, и снова, - сжатые до хруста челюсти и кулаки.

- Ешь, - громыхнул на тумбочку возле нее тарелкой.

Смотрит, - затравленно, недоверчиво, испуганно, - и снова ярость отползает, уступая место жалости и желанию заботиться.

- Давай, - уже мягче, киваю на еду, поправив сползший на ее глаза локон.

Еще один затравленный взгляд, но хотя бы не дергается от меня, как будто я ее плеткой ударил. Уже что-то.