Совет Пяти собрался на закате в Звездном Чертоге. Помещение под открытым куполом, где вместо потолка сияли настоящие звезды Эдема – яркие, искусно расположенные точки света. Круглый стол из черного, поглощающего свет камня казался островком тьмы в море сияния. Над ним висели не голограммы, а живые картины, сотканные из сгустков света и тени, показывающие Эдем в его энергетических потоках.
– Здесь, – Тея коснулась пальцем одной из световых картин, и район Сада Вечных Цветов засиял тревожным янтарным светом. – ЛюдИ провели на семь мгновений дольше положенного. Они… слушали шелест Кривых Лилий. Не поливали. Не обрезали. Слушали. Она посмотрела на Грона, чье лицо было мрачным.
– Ошибка! – Грон ударил кулаком по столу. Световые картины вздрогнули, расплылись на мгновение. – Чистить надо! Выжечь лишние циклы обработки звука, пока они не привели к полному сбою! Его обсидиановый молот на поясе зашипел громче. – Хаос дал нам Ключи не для сантиментов, а для поддержания Порядка! А порядок – это чистота алгоритма! Любое отклонение – грязь! Его надо стирать!
Элион поднял руку. И в этот миг звезды над куполом померкли. Небо Эдема пронзили сполохи Северного Сияния. Но не привычного, мерцающего украшения. Оно было ядовито-зеленым, агрессивным, как щупальца спрута. Оно не просто светилось – оно извивалось, заполняя все пространство над Залом Совета зловещим, пульсирующим заревом. Все замерли. Даже Грон замолчал, подавленный внезапной мощью проявления. Знак. Но чего? Неодобрения? Интереса? Или просто… фоновый шум Поля Данных, случайно просочившийся в их модель?
– Они не сломаны, Грон, – сказал Элион тихо, его голос звучал четко на фоне немого ужаса. – Они… дают сбой. Начинают генерировать не предусмотренные протоколами паттерны. Он посмотрел на Тею. – Твой вопрос о воде, Евы-1… он не ошибка. Он первый симптом. Он встал и подошел к краю открытого купола, глядя вниз, на освещенный сиянием город. Где-то там, внизу, Адам-1 убирал инструменты. Его движения были точны, как часы. Но сегодня… сегодня он дважды посмотрел на звезды. Не мимоходом. Всмотрелся. Как будто искал в них… что-то.
Позже, стоя на самом высоком Лепестковом Мосту, Элион наблюдал за Адамом-1, докладывавшим о завершении работы. Юноша стоял, потупив взгляд, его цилиндр-ограничитель на поясе мигнул тускло-оранжевым.
– Старейшина… – голос Адама был ровным, но в нем дрожала тень неуверенности. – Я… забыл формулу сглаживания гранита для Восточного Моста. Прошу наказания.
Элион смотрел на него. Раньше ЛюдИ не могли забывать. Забыть значило не выполнить программу. Сбой. А этот… этот признался в забывчивости. И просил наказания? Это был не сбой. Это было нечто новое. Самодиагностика? Осознание ошибки?
– Шан-Ти-Ра, – Элион провел пальцем по воздуху. Не появилось голограммы. Из его пальца вытянулась тонкая нить сияющего света, сложившаяся в воздухе в призрачное уравнение – формулу преобразования. – Запомни. Иди. Завтра ты исправишь Восточный Мост.
Когда Адам ушел, растворившись в переливающихся улицах Эдема, Элион достал из складок плаща древний свиток. Кожа была шершавой, пахнущей пылью и временем. Он развернул его. Предсказание, найденное в Руинах Первого Кода – фрагментах более древней, стертой симуляции, написанное на языке, который понимали лишь немногие:
«Когда раб произнесет «Я»,
Когда песок станет водой без приказа,
Когда игрушка разорвет свою нить –
Эра Творцов канет в Лету».
Над Эдемом пролетела стая светящихся птиц – не из плоти и крови, а из сгустков чистой энергии, артефактов прежних, неустойчивых миров, отмененных Хаосом. Одна из них, отбившись от стаи, метнулась к Элиону. Он инстинктивно протянул руку. Существо не село на ладонь. Оно рассыпалось при касании, оставив в воздухе на мгновение пылающие слова, написанные тем же древним языком, что и пророчество: