Глаза Фати с восторгом смотрели на дедушку. Она до сих пор не могла поверить своему счастью. Путешествие длится уже много дней, а она всё с тем же трепетом ловит его жесты, внимает его речам! Так радостно играют солнечные блики на богатой сбруе его верблюда, на благородных ножнах его могучего меча. Дедушка – герой многих сражений, тайных и явных! Хвала Аллаху, что он сбежал из Дамаска, когда туда вошёл Салах-ад-Дин, иначе донесли бы на него злые люди в отместку за благие дела! И дедушка нашёл Фати в Халебе, нежданно-негаданно явился, как див пустыни! Как она бросилась ему на шею, как плакала от счастья, когда узнала, что дедушка забирает её из дома тётушки Зайнаб и едет с ней… в Иерусалим! Аллах велик, воистину, ей благоволят звёзды!

После бесконечных скал и облезлых кустов горного перевала глаза Фати отдыхали, взирая на трепещущие оливы и уютные рощи. «У франков не так плохо, как говорят», – думала она. – «Здесь мир и, кажется, благодать».

У трёх пальм сделали привал, расстелив на траве пёстрые коврики. Лепёшки, сыр, оливки, ключевая вода – что ещё в дороге нужно?

Дедушка Фати, Аман аль-Саиф, с наслаждением лёг под пальмой, подложив под голову руку.

– И ты отдохни, звёздочка, – кивнул он внучке. Фати устроилась рядом с дедушкой и стала смотреть на бегущие в вышине облака. Интересно, как её встретит жених, каков он из себя…

      Словно отвечая на мысли девушки, Аман сказал:

– Хасан – добрый, чуткий человек, уважаемый в городе. Тебе хорошо будет с ним.

– Я знаю, дедушка… Просто, немного боюсь… – синее небо обещало Фати сказку, о которой она и помыслить не могла. Это была сказка любви, девушка не сомневалась, но облака, скользя по небесной глади, шептали, как ей казалось, не о Хасане…

      Фати унеслась в неясные грёзы, но протяжный окрик вернул её на землю:

– Эге-е-гей, люди! – к маленькому лагерю приблизились три всадника. Вид у них был грозный: все при копьях, при мечах. На крепко слаженных телах – кольчуги, а туники поверх них – не иерусалимские. Фати знала, что символ Иерусалимского королевства – пять золотых крестов на белом полотнище: один – большой и четыре – маленьких. А у этих рисунки на туниках непонятные: петухи какие-то, цветы, собаки. Откуда они взялись? При сёдлах у всадников болтались шлемы с бармицами1, а через крупы лошадей были перекинуты кожаные сумки. «Разбойники!» – испугалась девушка и села на коврике, скрестив ноги.

Вперёд выехал старший, с обветренным, загорелым лицом. Колючая борода обрамляла его широкие скулы, а зелёные глаза смотрели волком. Вьющиеся волосы цвета охры трепал ветерок. Орлиный нос рыцаря хищно навострился, когда он зыркнул на гружёных верблюдов.

Сокол-шахин, парящий до этого в небе, описал два круга над лагерем и, клекотнув, полетел в сторону скал, виднеющихся на севере.

      Начальник, придержав скакуна, поздоровался:

– День добрый! Но жарко – страсть! Позвольте напоить коней?

Из-за его плеча ехидно выглядывал рыжеволосый, похожий на гиену, молодой человек. Когда он повернул голову, Фати увидела, что один висок у парня побит сединой, а на другой стороне волосы темнее. Ни дать, ни взять – гиена! И скалится похоже.

– Мир вам! – Аман встал и вышел навстречу путникам. – Вода эта Божья, на всех хватит.

Старший подал знак рукой – его дружки приблизились. Аман, готовый ко всему, наблюдал за франкскими воинами – они спешились, приставили копья к пальмам. Фати поправила тюбетейку и больше не смела шелохнуться. Рыцари стали поить лошадей из ручья. Последний из них походил на маленького медведя. Этих животных Фати видела в зверинце в Халебе, и франк выглядел таким же грубым, как они, и лицо у него было заросшее, а глазки – маленькие. Девушка, чуя недоброе, сжала в ладони хамсу