Так что ныне битву с восставшими древлянами по праву князя начинал маленький Святослав, сидевший в первых рядах войска между Свенельдом и Асмудом на смирной лошадке и закованный в ратный доспех, сделанный по его возрасту и росту. Асмуд протянул мальчику копье, скорее даже дротик, и Святослав впервые в жизни бросил оружие во врага. Правда, пока недалеко – дротик лишь пролетел над ушами коня и тут же упал к его передним копытам. Но почин был сделан – как и положено, по обычаю, князь начал битву. И сразу же Свенельд именем Святослава бросил конную дружину вперед. За ней ударил и пеший строй. Древляне дрогнули, а дрогнув – были разбиты, бежав и запершись в своей столице.

Войско киевлян подошло к Искоростеню. Город заперся и приготовился к осаде. Княгиня не хотела класть своих лучших людей под его стенами – и вновь шлет гонца к древлянам, на этот раз прося не крови, а дани – лестной для себя и необременительной для города: птиц, там живущих, как знак вольности древлян, вручаемой великой княгине.

Жители, посовещавшись, решили уступить и на этот раз, надеясь, что в конце концов ярость отпустит сердце женщины.

Птицы были присланы в лагерь Ольги, а ночью она выпустила их обратно, с зажженным трутом, привязанным к лапкам. Те в испуге полетели под родные крыши – и Искоростень, деревянный город, начал гореть. Сначала пожар вроде бы удалось сбить, но с первыми проблесками зари войско Ольги пошло на штурм. Город пал.

Старейшин, еще уцелевших, Ольга велела казнить, ибо они, вместе с также убитым ныне князем Малом, решили судьбу ее мужа. Всех, даже косвенно замешанных в этом деле, она обратила в рабов (включая детей Мала – Малушу и Добрыню, которых княгиня отдала на выучку своей челяди), на остальных наложила строгую дань-урок, отныне дань четко оговоренную, а не как раньше в дни полюдья, когда количество собранного определялось зачастую мерой жадности сборщиков.

На следующий год княгиня Ольга идет со своими людьми в Новгород, оттуда – в Псков, на Десну и затем возвращается в Киев. И везде она свершает уже сделанное у древлян – отменяет полюдье и вводит четко определенный дань-урок в пользу Киева, который должны были собирать ее представители. Так будет до тех пор, пока ее правнук Ярослав Мудрый, усовершенствуя это, не введет еще более четкие нормы взаимоотношения князя и подданных, объединив их в едином Сборнике законов – «Русской правде».

Русь признала ее своей правительницей, державшей землю крепкой рукой от имени сына. Совсем молодой девчонкой из простой семьи привезет ее с севера, из Пскова, князь Игорь, желая оказать уважение тем славянским племенам, что некогда помогли ему и его дяде, князю Олегу, укрепиться поначалу в Киеве, создать единое могучее государство восточных славян. При первом же знакомстве почувствовал тогда немолодой уже князь ее характер и волю, ныне же чувствовала и вся Русь.

Почувствовала, приняла, но долго еще не могла принять открытым сердцем, ибо местью за смерть мужа она преступила общие законы правды, верности слову, гостеприимству, всему тому, чем жили славяне, в своем большинстве не приемлющие холодной злобы и сознательного лукавства. И смиряясь мыслью, что таков удел правителей – идти против сердца – для себя подобной судьбы не хотели. Ее уважительно опасались – и не может претендовать на большее лукавый умом правитель.

И остался на руках матери малолетний сын и заботы о прочности державы, признавшей в ней сильную правительницу. И нет рядом того, на кого можно привычно опереться, кто с вниманием выслушает, поможет участливым словом и заботливым делом. Мужчин вокруг много, но повелителя – извечной мечты, стремления каждой женщины, будь она хоть трижды владычица, – нет; одни лишь подданные. И по ночам не утихает страх не справиться, не совладать с могучей дружиной, которую надо постоянно держать железной рукой в смирении и строгой подчиненности. Может быть, в силу этих причин и рождалась в душе княгини безумная жестокость по отношению к древлянам. Ею хотела княгиня устрашить не столько робких древлян, сколько своих собственных воинов. Страх порождал страх. Его требовалось внушить всем, кто с вожделением посматривал на княгиню, как на существо низшее, которое можно было покорить с легкостью. Кто мог стать заступником ее в этом мире? Измученный взор одинокой женщины уже не в первый раз обращался в сторону богатой и процветающей Византии, обретшей неведомого Бога Христа. Может, в нем спасение и Руси, раздираемой постоянными войнами, набегами половцев, ятвягов, хазар и других диких народов?.. Эти мысли все чаще посещали княгиню, не знавшую, где найти желанную опору своей шаткой власти.