Он бы не говорил. Он бы действовал.

И она – не остановила бы его.


Офис уже начал заполняться голосами, звонками, звуками принтера. Ники вошла чуть позже обычного – на пару минут, ровно настолько, чтобы не казаться нарочно пунктуальной.


На ней была кремовая рубашка с широким воротом, который предательски распахивался при малейшем движении. Она знала. Она надела её осознанно.

Кофемашина стояла в углу кухни, капала ритмично, будто сама ощущала напряжение воздуха.

Ники наливала себе американо, когда услышала за спиной знакомый, выверенно-спокойный голос:

– Доброе утро.

Она не обернулась сразу. Позволила себе пару лишних секунд, чтобы почувствовать его присутствие за спиной.

– Том. – Она повернулась. – Кофе?

– Уже пил, – ответил он. Но не уходил.


Прислонился к столешнице, скрестив руки на груди. И смотрел. Прямо. Устойчиво. Сдержанно.

Молчание между ними было не пустым – оно было густым, насыщенным остатками вчерашнего. Его рука ещё помнила её талию. Её плечи – тяжесть его взгляда. И оба это знали.

– Я вчера много думала о проекте, – сказала она, слишком ровно, слишком делово. – Мне кажется, я могла бы расширить презентацию за счёт эмоционального визуального ряда.

Он кивнул. Но вместо того, чтобы отреагировать на слова – сделал шаг ближе. Совсем чуть-чуть. Но этого хватило, чтобы она почувствовала его тепло сквозь одежду.

– Вы всегда так быстро включаетесь в работу? – спросил он тихо. – Или только если чувствуете вызов?

– А вы – всегда проверяете на прочность новых сотрудников?

– Только если они интересны.

Она взяла чашку. Повернулась к раковине. Он подошёл ближе. Настолько, что между ними оставалось два вдоха. И ещё одно слово – могло бы сорвать равновесие.

Она не оборачивалась. Только сказала, глядя вперёд:

– Вы играете в опасные игры, Том.

– Я просто наблюдаю. Вы – двигаетесь.

И замолчал.

Ники развернулась – медленно, с чашкой в руках. Он стоял перед ней. И теперь не играл в сдержанность. Просто смотрел. Не на лицо. На её губы.

Слишком открыто. Слишком рано. Слишком… возбуждающе.

– Осторожнее с наблюдениями, – сказала она. – Иногда от них хочется ответить действиями.

Он не ответил. Он просто улыбнулся – в первый раз. И ушёл, даже не взглянув назад.

Остаток утра Ники провела, пытаясь дышать нормально. Каждое движение, каждый стук клавиши – напоминали, что напряжение между ними стало живым. Настоящим. Тепловым.

И это был уже не просто флирт. Это было начало того, что нельзя будет остановить.


Переговорная была тесной – старая комната со стеклянной стеной и жалюзи, которые по какой-то причине никто не поднял.


Темно-серый стол. Два кресла. И экран, на котором загружался её доклад.

Он вошёл первым. Она – следом. С папкой и флешкой, пытаясь выглядеть хладнокровной.

– Остальные не придут? – спросила она, не глядя.

– Это нужно только нам, – ответил он спокойно. – Я хочу понять ваш подход, прежде чем пустим это наверх.

Он закрыл дверь. Плавно. И комната сразу наполнилась тишиной. Не пустой – насыщенной. Так бывает, когда закрывается последний выход.


– Ваши слайды неплохие, – сказал он после нескольких минут. – Но вы опережаете ритм.


Он встал, подошёл к проектору, щёлкнул пультом.


– Вот здесь. Видите? Вы уже ведёте к финалу, а мы ещё не задали нужное напряжение.

Ники кивнула. Но с трудом сосредотачивалась на слайде. Потому что его пальцы скользнули по её плечу, когда он проходил за спиной.


Случайно? Возможно. Но слишком ощутимо, чтобы не заметить.

– Как бы вы задали его? – спросила она, обернувшись.

Он подошёл ближе. Сел рядом. Слишком рядом.

– Покажите.


Он взял мышку. Их пальцы соприкоснулись. Она не убрала руку сразу. Он – тоже.