Поместить человека в идеальные условия, где невозможно зло – всё равно что пробудить жажду, не дав возможности напиться. Большая часть форм любви была бы невозможна к переживанию. Более того, если бы Бог не допустил зло, это означало бы, что Он ограничил бы человека в способности понимать и проявлять собственные Божественные качества – любовь, милость, верность, сострадание. Это означало бы, что Бог создал существо по Своему образу и подобию, но лишил его возможности быть по-настоящему похожим на Него в действии. Такой Бог был бы не любящим, а недоверяющим. Не совершенным, а самопротиворечивым. Отказ от зла ценой отказа от свободы и глубины был бы моральным, этическим и логическим нарушением со стороны Творца своих же принципов: создание свободных существ предполагает возможность познания как добра, так и зла. Если существа названы свободными, но при этом лишены выбора, это уже не свобода, а её имитация. Ограничение такого рода уничтожает саму идею свободы и делает творение противоречивым по своей сути.

Однако, если конечной целью является единство в истине и добре, тогда зло не выступает как самоценное явление или как замысел ради него самого, но как временный фон – условие, в котором раскрывается подлинная ценность добра.

Эта мысль находила выражение в трудах философов и богословов. Так, Иоанн Дамаскин подчёркивал, что Бог допускает зло не потому, что оно благо само по себе, а потому что свобода выше, чем безопасность. Подобно ему, Августин утверждал, что зло – не сущность, а лишь отсутствие добра (privatio boni), возникающее как следствие отступления от порядка.

Сказать, что Бог допускает страдания, потому что Он нас любит – формально правильно. Но если произнести это без размышлений, без внутренних переходов, это звучит как цинизм. Чтобы понять, почему Любовь требует допуска зла, нужно пройти путь рассуждений. Иначе истинное утверждение покажется ложным.

Возникает логичный вопрос: “Ну хорошо, добро раскрывается в контексте зла – но почему нельзя было дать это знание сразу?” Ответ: создание совершенного существа не тождественно созданию свободной личности. Совершенство, заданное извне, представляет собой конфигурацию, но не внутреннее содержание. Оно может быть полным по форме, но не по содержанию, потому что автоматически заданное совершенство лишено пути, а, следовательно, и подлинного выбора.

Личность формируется во времени: через опыт, через заблуждение, через рост понимания.. Именно это делает её субъектом, а не объектом.

Если бы Бог создал существо сразу обладающим полной мудростью, добродетелью и любовью, оно не было бы личностью в собственном смысле, но лишь проекцией замысла, не прошедшей процесса самоосвоения и самотворения. Такое существо, будучи лишено пути, не имело бы свободы в подлинном значении, потому что свобода – это не только возможность выбора, но и процесс становления.

Бог, как Творец, желает не просто сформировать совершенные структуры, а взрастить сознательные сущности, способные к свободному соучастию в Его замысле. Поэтому Он допускает становление, а не заменяет его принудительным завершением.

Возникающий отсюда предельный вопрос – можно ли признать допустимым даже вопиющее зло ради высших целей, и не делает ли это саму структуру замысла морально неустойчивой – будет предметом отдельного рассмотрения в заключительной части текста.