– «Чехи» хотели зачем-то вынести эту макулатуру, но потом бросили, – пояснил командир.

Бойцы же внимательно глядели под ноги не из-за купюр, а высматривали растяжки.

За двором группа остановилась у кирпичной арки. Перед нами была широкая улица.

Старший дал указание:

– Четверо впереди, потом корреспонденты, я замыкающий. Дистанция пять метров. Бежать, будто волки за вами гонятся. Первый пошел.

Солдат передернул затвор, мелко перекрестился и, пригнувшись, помчался через дорогу к противоположным развалинам. За ним, забрав у меня штатив и сумку, (Саня камеры не отдал) остальные. Глядя на несущихся рысцой мужиков с автоматами, мне почему-то стало смешно. Меня подтолкнул в бок командир:

– Давай!

На ходу думал, что разведчики перестраховываются – тихо же кругом. До ближайших руин оставалось метров пятнадцать, когда у стены, рядом с уже перебравшимися через улицу бойцами, полыхнуло. Бежавший впереди меня солдат споткнулся и упал. Что делать, запульсировало в голове? Я машинально притормозил у распростертого тела и сзади сразу услышал окрик командира:

– Не останавливаться!

Пришлось двигаться дальше. Только теперь я уже бежал в полный рост и во все лопатки. Вот и спасительные стены. Оглянулся. На меня, с перекошенным от ужаса лицом, наскочил оператор. Упавший боец уже не лежал посреди улицы, его пинками гнал через дорогу командир. Оказавшись в безопасном месте, боец вытер шапкой лицо:

– Я за проволоку зацепился, товарищ майор.

Командир подошел к нему и, не примериваясь, съездил по челюсти. Солдат устоял на ногах и не издал ни звука.

Лейтенант Тимошенко и его взвод

Рота, укрепившаяся в Совмине, отдыхала. Бойцы, совсем молодые ребята, видно первого года службы, сбились в кучку у лестницы третьего этажа. Кто-то дремал, кто-то курил. Первым делом попросили передать через программу «Время» привет родным.

– Сосунки, – бросил окурок в окно не менее молодой с виду, чем остальные, лейтенант, – успеете еще. Дайте журналистам поработать.

– Да, покажите нам, что здесь, что, – попросил я хмурого подполковника с большим свежим шрамом на щеке.

– А чего показывать? – подполковник надел на плечо автомат. – Ну, пошли.

На противоположном конце длинного коридора, усыпанного патронами разного калибра, стены не было. У огромной дыры бетонная плита придавила безногое тело. Еще один труп, тоже в камуфляже, свисал с прутьев железной арматуры.

– Это боевики, – пояснил комбат, – своих ребят мы успели убрать.

По словам десантника, сюда вчера днем попала авиабомба. Вероятно, наши летчики перепутали здание Совета министров с дудаевским дворцом. В это время морпехи 61-й отдельной Киркинесской бригады вместе с десантниками проводили здесь зачистку. В результате десятки убитых и раненых. На тела погибших североморцев мы и наткнулись с Саней у больницы.

– Летуны не виноваты, видимость была плохая. Да что там, – махнул рукой комбат, – на войне всякое случается. Вы лучше у лейтенанта Тимошенко интервью возьмите. Он со своим взводом здесь двенадцать часов круговую оборону держал. Бойцы необстрелянные у него были. Плачут, кричат «мамка, мамка!», а стреляют. «Духи» им деньги предлагали, чтобы ушли отсюда, не согласились. Все полегли. Только лейтенант остался. Взбегает по лестнице на третий этаж и орет дурным голосом «Аллах Акбар!». Те наверх как бараны, думают там уже свои, а он их из пулемета. Один человек тридцать положил. На героя России представили. Остальных к наградам посмертно.

Разумеется, мы с Саней тут же усадили лейтенанта перед камерой. Но на слова он оказался более скупым, чем на воинские подвиги.