– Я вернусь домой, напою коня… – тихо пропел мой оператор.

Его приятный баритон прервал резкий хлопок и быстро нарастающий рев реактивных двигателей. Почти прямо над нами, отстреливая тепловые ловушки, пронеслась пара штурмовиков. Было видно, как над противоположной частью города они разделились. Один «грач» пошел на восток, к солнцу, другой развернулся большим полукругом и стал снова приближаться к нам. Скорее инстинктивно, чем осознано мы бросились на перпендикулярную улицу и замерли у развалин. Вид открывался сюрреалистический. Сплошные руины и остовы разбомбленных домов. Сталинград, да и только! За ними возвышался ребристый дворец Дудаева. Я пригляделся. Кажется, действительно, над ним висел какой-то флаг, однако разобрать, что он собой представляет, возможности не было. Кое-где к руинам прилепились огромные черные жуки, слегка припорошенные снегом. Насекомыми были два танка и Шилка, повернутые стволами к дворцу.

Штурмовик взмыл почти вертикально над логовом боевиков, и от его брюха отделились две черные точки. В самом чреве дворца громыхнуло так, что под нами задрожала земля. С искалеченных войной деревьев на наши головы посыпался снег. Моментально ожили «насекомые». Шилка завращала всеми своими пушками и дала несколько очередей по дудаевской резиденции. Не остались в стороне и танки – они тоже сделали по паре выстрелов.

– Рохлин вчера божился, что дворец наш, – возмущенно прильнул к видоискателю Саня Анненков, – какого же хрена, Петр Степанович опять его бомбит?

– Значит не добомбил. Недаром же на Свечке наводчики сидят.

Позади Шилки, метрах в ста от нас, один за другим начали раскрываться снежные бутончики. Послышались негромкие хлопки, словно кто-то бросал из-за развалин десятирублевые петарды. Но это был явно не фейерверк. Анненков, давно интересовавшийся оружием, незамедлительно выдал:

– Револьверный гранатомет РГ-6 или АГС-17. У последнего прицельная дальность 1700 метров, сплошное поражение 7 метров. Быстро делаем ноги!

Побежали, не пригибаясь, в полный рост. По табличке на одной из уцелевших стен, я узнал, что мы несемся по улице Карла Маркса. Чертов Маркс, ругал я мысленно основоположника, это из-за тебя люди до сих пор грызутся между собой. За нашими спинами будто включилась гигантская швейная машинка. Шилка на этот раз снарядов не жалела. Далеко не светлый путь имени Карла Маркса привел нас на проспект не менее одиозного материалиста Орджоникидзе. Чуть правее возвышалось темное высотное здание. В том, что это и есть Свечка, никаких сомнений у меня не было. Просто других многоэтажных построек рядом не наблюдалось. К тому же у входа стоял тот танк, на котором мы сюда приехали. Из привязанных к его борту мешков, высыпался песок. Из-за брони высунулось несколько шапок-ушанок.

– Сюда гребите!

Последние двадцать метров мы пробежали как спринтеры. Нас встретил целый взвод федералов.

– Умом тронулись? – набросился на нас сержант с красными лычками.-Здесь снайперы повсюду. Вон, – он указал стволом СВД на порванный мешок, – только что продырявили. А вы порхаете тут, аки жареные лебеди.

Кстати, позже я узнал, что фамилия этого сержанта Лебедев. Но тогда мы не познакомились. Я просто сказал, что нам нужно к наводчикам. Удивительно, но и на этот раз обошлось без лишних вопросов. Только сержант вдруг переменился в лице и, глядя на камеру, застенчиво попросил:

– Привет родным передать можно?

– Конечно.

Мы записали с Саней всех пожелавших высказаться бойцов и тем самым заслужили их расположение. На верхний этаж, к наводчикам нас вызвались проводить сразу все, но Лебедев отдал приказ только одному: