– Ты приходи ко мне в Москве, просто так, без камеры, поговорим о Гегеле.

Я пробубнил что-то типа «не извольте беспокоиться, непременно буду» и потащил оператора к выходу. Офицеры перед нами почтительно расступались.

– Вот что Гегель с людьми делает, – глотнул я свежего воздуха полной грудью и понял, что совершил одну ошибку. – Черт, нужно было у Квашнина БТР вытребовать и сопровождение.

– Пока он сегодня в программе «Время» наш лояльный, по отношению к федералам, репортаж не увидит, – резонно возразил Анненков, – ничего не даст.

– Верно, – согласился я, – поэтому курс на штаб Рохлина.

От Северного до консервного завода не так уж и далеко. Но мы тащились через пустырь долго, проваливаясь в незамерзающую грязь чуть ли не по колено. У развалин топтался низенький смуглый боец с автоматом, вроде бы татарин.

– Стой, куда?!

Мы сунули под нос служивому удостоверения, однако ксивы не произвели на него никакого впечатления.

– Спецпропуск нужен.

– Позови старшего.

– Нету.

– Кого нету-то? Командира вызови. Мы вчера с генералами сюда приезжали. Неприятностей хочешь?

Боец немного поводил кустистыми бровями и скрылся за развалинами. Вернулся вместе с младшим сержантом, у которого за плечами висела огромная рация. Радист что-то говорил в микрофон и прикладывал один из наушников к уху. Из динамиков раздавались треск и свист. Отчаявшись, что-либо разобрать, вымазанный в кирпичной пыли радист, смущенно попросил закурить. Я отдал бойцам целую пачку «Явы» и вскоре мы уже спускались в теплый штабной подвал. На этот раз оживления в нем не наблюдалось – за столом сидели дежурный и пара офицеров. На мой вопрос, как бы добраться до дворца Дудаева или до Совмина, они только отмахнулись – с этими вопросами к командующему.

Задерживаться на Консервном не имело смысла. Немного отогревшись, вышли на дорогу. Возле заводских развалин стоял танк. На броне сидели бойцы в черных комбинезонах и меланхолично ковыряли ложками в консервных банках. Я осторожно поинтересовался, на чем можно доехать до рохлинского авангарда. Танкисты документов спрашивать не стали.

– А полезайте сюда, мы сейчас к Свечке двинем.

– Куда?

– К нефтяному институту. Там наводчики сидят, надо прикрыть.

Такая простота в общении мне понравилась.

Один из бойцов стукнул по броне пустой банкой:

– Заводи!

Т-72 сразу же дернулся всей своей страшной железной тушей и выпустил клубы черного густого дыма.

Усидеть на несущемся по колдобинам танке было не просто. Я ухватился обеими руками за металлические скобы, а ногами прижал к броне штатив и кофр. После каждого подскока я ощущал, что синяков на моей пятой точке становится все больше. Анненков же расположился возле башни более удачно и даже умудрился снять пару планов проезда. Мелькали разрушенные и полуразрушенные дома. Попадались и абсолютно целые. Но чем ближе к центру, тем реже.

Льва Ивановича на КП не оказалось и где он и когда будет выяснить, разумеется, не удалось. Решили идти к Свечке, дабы танкисты, перед тем как нас высадить, объяснили, где она находится.

Брели вдоль больничных корпусов, между измочаленными осколками и пулями деревьями. Справа – остов сгоревшего дотла БТРа, слева догорающий перевернутый грузовик. Чуть вдали от зданий – бункер с приоткрытой железной дверью. Над ним ободранный флаг с красным крестом. Возле входа в бункер, в два длинных ряда лежали жутко изуродованные тела в форме морпехов. Лица некоторых убитых были прикрыты бескозырками. И вокруг ни одной живой души. И тихо, словно во сне. Именно в тот момент впервые пришло осознание, что мы действительно находимся на войне. Но страшно почему-то не стало.