В замке загремел ключ, и Мамочка вошла с пакетами, пыхтя и ворча.

– Привет! Ты за Мелким не ходила? – весело спросила Мышь, но не то, чтобы ей было не все равно.

– Он в Клетке, газеточку для праздника рисует. Доченька, помоги сумочки разобрать?

– Прости, я убегаю уже, – может, надеть джинсы? Нет, к ранам прилипнет. Может, обвязаться хвостом, как поясом?

– Мышонок, у меня же сердце больное.

Мышь вздохнула.

– Ладно. Прости, – она подхватила полупустые пакеты, закинула их на кухонный стол, выгребла продукты, без разбора закинула все в холодильник и метнулась обычно. Так. А если губы накрасить?

Мамочка прошаркала мимо нее на кухню и там застряла на некоторое время.

– Доченька, ты брала мою косметичку?

– Да, прости. Я все на место положила!

– А кушать будешь?

– Нет, спасибо!

– А чаечек сделать?

– Нет, мам!

– Доченька!

– Ну чего?!

– А почему ты не в Клеточке?

– А что?

– Разве у тебя сегодня нет дополнительных по химии?

Мышь, пытающаяся как-нибудь пристроить хвост, так и замерла с ним в руках.

– А что? – повторила она, но голос дрогнул, и ой, как виновато прозвучало, о-о-ой!

– Мне ваша Классука написала… говорит, тебе к Мучильне готовиться надо.

Мышь сжала хвост и тот вздрогнул от боли.

– А я не поеду, – она все решила. Да. Закатать рукава? Она же умная девочка, на руках у нее следов нет.

– В смысле – не поедешь?

– В прямом. Не хочу снова в этом участвовать.

Мамочка вышла в коридор, дожевывая бутерброд. Мышь не повернулась к ней. Ей нужно пару минут. Нужно продержаться до того, как она сможет объяснить. У нее самая замечательная Мамочка на свете, которая всё поймет, если Мышь подберет… да даже если никак не подберет слов. Мелкий вон, только носом шмыгал, сопли размазывал, просто сказал: «хочу», и Мамочка встала на его сторону. Значит, желания старшей дочери – гораздо более умной и старательной – тем более будут выслушаны и приняты.

Она ведь просто делает так, как лучше для нее.

– Что-то случилось, Мышоночка?

– Нет.

– Что-то в Клетке? – она подошла ближе, кажется, в отражении пытаясь поймать взгляд дочери.

– Да нет. Просто не хочу. Слишком сложный материал.

На прошлой Мучильне, Сельской, у нее носом пошла кровь, и она чуть не потеряла сознание. А ехать в Центр, без сопровождения, без знаний, без… надежно? Так ведь, хвост?

– Какая ерунда, – сказала Мамочка. Ауч, – ты себя недооцениваешь.

Мышь подняла глаза, чтобы взглянуть в лицо матери, чтобы увидеть: та действительно так считала. Она и представить себе не могла, что ее Мышоночка может с чем-то не справиться, может чего-то не понимать… почти всего не понимать. Уточнять каждый вопрос. Сомневаться в каждом ответе.

– Ты же умница. Ты со всем справишься.

Иногда Мышь мечтала, чтобы эти слова действительно что-то значили. Что они могли бы хоть как-то помочь…

– Мы же с Папой в тебя верим.

Будто эти слова должны изменить… Да. Должны, сука неблагодарная, должны! Многим и такого не говорят – Подружке, например. Ее-то никто не поддерживает, она со всем справляется сама и не жалуется. А сколько Мышь бы продержалась без родительской поддержки?!

Она посмотрела в зеркало. Свитер полнит.

– Может не поздно еще? Занятия только начались, – мягко сказала Мамочка, подходя совсем близко, улыбаясь своим круглым, добрым лицом. Мышь закусила губу, чувствуя, как пульсирующая боль растекается по хвосту, будто проникшая под кожу лава, а мысли о допах, о формулах, о реакциях, о Клетке, о Классуке, пускали все новые и новые потоки, о… Мышь редко понимала, чего ему от нее надо, но сейчас она точно знала, чего он не хочет. У нее же нет выбора! Он сделает все, чтобы помешать ей!