Наши космонавты всегда были первыми, а мы, тогдашние мальчики, жарко спорили кто из нас первым услышал по настенному радио про полёт Поповича, Николаева, Терешковой…

Саша, наконец, пришёл, но он ничего не знал про парашютиста в пригородном лесу.

Значит «Время» не ошиблось и – солнце померкло в трауре.

…космонавт Владимир Комаров

…в спускаемом модуле

…при входе в плотные слои атмосферы

…погиб.

Потом в Конотоп приехал папа, а неделей позже прибыл и железный контейнер на товарную станцию, и грузовик привёз на Нежинскую видавший виды шкаф, с широким зеркалом в двери, раскладной диван, пару кресел с деревянными ручками, телевизор и прочие вещи.

( …сейчас подумаю и – оторопь берёт: как могли две семьи плюс общая баба Катя умещаться и жить в одной комнате и кухне?

Но тогда я о таком не задумывался – просто раз это наш дом и раз мы тут живём и живём так, как живём, значит по-другому и быть не может, всё – как надо, так что я просто жил и всё тут..)

На ночь мы с Сашкой укладывались на раскладном диване, а Наташа поперёк него – вдоль дальнего подлокотника у нас в ногах – вот и приходилось их поджимать, не то начнёт ворчать и жаловаться родителям на их кровати у противоположной стенки, чтоб приказали мне и Сашке не брыкаться.

А у самой к дивану ещё и стул приставлен – вытягивайся сколько хочешь, но когда я предлагал ей поменяться местами, она только крутила носом.

Семья Архипенков и баба Катя спали на кухне…

Метров за триста от Нежинской, и параллельно ей, шла улица Профессийная с высоким забором из бетонных плит вокруг Конотопского Паровозо-Вагоноремонтного завода, короче – КПВРЗ.

Вот почему часть Конотопа по эту сторону Путепровода-Переезда назывался Посёлком КПВРЗ.

По ту сторону завода находился Вокзал и влево от него товарная станция, где длинные грузовые поезда дожидались очереди прогромыхать своей дорогой дальше, потому что Конотоп – узловая железнодорожная станция.

На товарной станции имелась даже горка для формирования грузовых составов, с которой скатывались вагоны и платформы и, визжа железом тормозных башмаков, гахкали друг об друга, а на столбах вдоль путей громкоговорители неразборчиво орали про такой-то состав на таком-то пути.

Правда, в дневное время трудовая симфония станции на Посёлке была почти не слышна, не то что в ночной тиши.

А когда ветер дул со стороны ближнего села Поповка, воздух наполнялся вонью тамошнего спиртзавода; запах не смертельный, но лучше не принюхиваться.

Профессийную с Нежинской соединяли короткие улочки; первая – по пути из школы – называлась Литейной, потому что выходила к бывшему литейному цеху, хоть его и не видно за стеной заводского забора; затем шла улица Кузнечная – напротив неё поверх стены виднелась высокая кирпичная труба; а после нашей хаты, от Нежинской ответвлялась улица Гоголя, хотя ни перед, ни позади заводского забора никакого Гоголя, конечно же, не было.

Ещё дальше по Нежинской стоял один из трёх поселковых магазинов, который так и назывался: Нежинский Магазин.

В одноэтажном, но высоком кирпичном здании имелись четыре магазинных отдела с отдельными входами с улицы: «Хлеб», «Промтовары», «Гастроном» и «Рыба-Овощи».

«Рыба-Овощи» открывался редко – кроме пыли и початой бочки солёных огурцов там, кажется, ничего и не было.

«Хлеб» работал по утрам час-полтора, пока   распродадутся батоны и буханки, а потом стоял запертым до послеобеденного подвоза грузовиком с точно такой же надписью на его железной будке как и над магазином: «Хлеб».

Самым большим отделом были «Промтовары», с двумя широкими витринами, но туда почти никто не заходил и там день-деньской скучали целых три продавщицы.