После провального карнавала жизнь снова улыбалась…

В Новогоднюю ночь папа работал в третью смену, чтобы на Объекте не гасли огоньки на ёлках, а утром на работу ушла мама, чтобы из кухонных кранов текла вода.

В наступившем году я проснулся поздно, когда папа уже вернулся с работы.

Он спросил кто вчера приходил и я сказал, что мамина новая подруга из квартиры наискосок.

Потом я читал, сходил на каток, поиграть в хоккей в валенках; и уже смотрел по телевизору концерт певицы Майи Кристалинской, в её всегдашней косынке вокруг шеи – скрыть следы жизненной драмы, когда с работы вернулась мама.

Я выбежал из комнаты родителей в прихожую, куда, оказывается, пришёл также и папа с кухни; он стоял перед мамой, которая не успела ещё снять пальто.

Дальше произошло что-то непонятное – они всё так и стояли друг перед другом, не двигаясь и молча, когда вдруг папина ладонь, как-то сама по себе, без размаха, ударили маму по щекам.

Мама проговорила:

– Коля, ты что?!– и заплакала; никогда раньше я не видел её слёз.

Папа стал кричать и показывать блюдце с папиросными и сигаретными окурками, которое он нашёл за занавесочкой на подоконнике кухонного окна.

Мама говорила что-то про соседку, но папа отвечал, что та папирос не курит.

Он резко набросил на себя пальто и, выходя, крикнул:

– Ты же клялась, что с ним даже и срать не сядешь на одном гектаре!

Мама ушла на кухню, а потом к новой подруге в бывшей квартире Зиминых.

Я оделся и опять пошёл на каток и по дороге встретил возвращавшихся оттуда брата с сестрой, но ничего не стал им говорить.

На катке я пропадал дотемна.

Играть мне не хотелось, но и домой идти тоже; так и бродил вокруг поля или сидел в раздевалке возле печки.

Когда совсем уже стемнело, на каток пришла Наташа и сказала мне, что мама и брат ждут меня на дороге и что дома папа повалил ёлку на пол и пнул Саньку ногой, а сейчас мы пойдём ночевать к знакомым.

Под фонарями вдоль безлюдной объездной дорогой мы вчетвером прошли к пятиэтажке и мама постучала в дверь квартиры на первом этаже.

Там жила семья офицера с двумя детьми; мальчика я знал по школе, но его сестра была из слишком старшего класса.

Мама принесла с собой бутерброды, но есть мне совсем не хотелось.

Она и брат с сестрой легли спать на раскладном диване, а мне постелили на ковре рядом с книжным шкафом.

Через его стеклянные дверцы и я высмотрел книгу «Капитан Сорви-Голова» Луи Буссенара и попросил разрешения почитать, пока до ковра доходит свет из кухни.

Утром мы ушли оттуда и пересекли двор Квартала к дальнему угловому зданию.

Я знал, что это общежитие офицеров, но никогда ещё туда не заходил.

На втором этаже в длинном коридоре мама сказала нам подождать, потому что ей надо поговорить с дядей, имени которого я совершенно не помню.

Мы втроём ждали молча, потом она вернулась и повела нас домой.

Она открыла запертую дверь, из прихожей через распахнутую дверь в комнату родителей виднелась ёлка опрокинутая на бок в россыпь блестящих осколков перед балконной дверью.

Шкаф стоял нараспашку, а перед ним на полу грудился мягкий холмик из маминых одежд, разодранных от верха дó низу…

Папы не было дома целую неделю.

Потом Наташа сказала, что завтра он придёт – так и случилось.

И мы стали жить дальше…

Когда пришло время снова отправляться в школу, оказалось, что перед каникулами я забыл в портфеле газетный свёрток с несъеденным бутербродом.

Ветчина испортилась и провоняла весь портфель.

Мама помыла его изнутри с мылом, но запах так до конца и не ушёл…

В школе объявили сбор макулатуры и мы, пионеры, после занятий ходили по домам кварталов и пятиэтажек, стучали в двери и спрашивали нет ли у них макулатуры.