Снасть – удочка из срезанного ивового хлыста, крючок, свинцовый шарик грузила на тонкой леске и самодельный поплавок из коричневатой винной пробки, или красно-белый, магазинный, из ощипанного гусиного пера, что одинаково приплясывают на бурной ряби быстрого течения, либо застывают в небольшой заводи позади валунов…

Рыбалка – это нечто личное, у кого-то больше надежд на вон ту тихую заводь, другому больше нравится пускать поплавок за быстриной, вот мы, рыбаки, и расходимся.

Рыбалка – это прилив азарта, стóит только поплавку дёрнуться и хотя бы разок уйти под воду: клюёт!

Леска не поддаётся, упирается, тянет обратно, сгибает удилище, рассекает зигзагами воду и вдруг – уступает и, взмывая вверх, несёт к тебе сверкающее трепыханье пойманной рыбины.

Потом, конечно, оказывается, что это не рыба, а рыбёшка, но зато следующая точно будет во-о-т такая!

Чаще всего попадались горюхи – не знаю как их зовут по-научному.

Эти дуры ловились даже на голый крючок, без червяка; цеплялись сами чем попало – брюхом, хвостом, глазом.

Слишком жирно для таких горюх, чтоб их «уклейкой» называли, или как-нибудь там ещё.

С рыбалки я возвращался с полдюжиной уснулой мелочи в бидончике с водой, и кошка тёти Полины Зиминой с урчаньем пожирала их, постукивая блюдцем по  плиточкам площадки второго этажа…

Рыбалить в тот день я начал от моста между Насосной Станцией и КПП на выезде из Зоны.

Шёл, как обычно, за течением, меняя наживку, глубину погружения крючка.

Почти не отвлекался.

Только на песчаной косе вдоль полосы кустарника немного подреставрировал скульптуру лежащей на спине женщины, которую за пару дней до этого слепили два солдата из песка.

По одежде сразу видно, что солдаты – в трусах и сапогах: кто ещё станет носить сапоги летом?

Я нарастил осевшие груди песочной скульптуры и подкруглил её бёдра; они показались мне шире, чем нужно, но исправлять я не стал.

Зачем я вообще это делал?

Так ведь неправильно же, чтобы произведение искусства сравнялось с остальным песком и весь солдатский труд пошёл прахом…

( … или мне захотелось пошлёпать по женскому бюсту и ляжкам, хотя бы и песчаным?

Э! К чертям Фрейда и прочих психоаналитиков!

Вернусь-ка я обратно на рыбалку, там интереснее…)

…и я и не стал на неё ложиться: как один из солдат два дня назад, а продолжил удить.

Течение принесло поплавок к прорванной дамбе пониже стадиона, где я целую вечность тому назад оступился с коварной плиты.

Значит половина Речки уже пройдена; ещё столько же и она уйдёт за Зону, по ту сторону двух рядов колючей проволоки на столбах, между которыми полоса взрыхлённой земли, чтоб отпечатывался след нарушителя.

А в бидончике у меня бултыхается всего пара несчастных горюх; соседкина кошка обидится.

Когда завиднелся второй – финишный – мост, я решил дальше не идти, а поудить на крутой излучине под обрывом.

Тут и случилось то, ради чего люди вообще ходят на рыбалку: поплавок, не дёргаясь по сторонам, мягко и глубоко ушёл в воду; я стал тянуть к себе, чувствуя как вибрирует, сопротивляясь, удилище в руках, и никакого вспорха рыбки в воздух – пришлось тянуть тугую леску до самого берега и выволакивать рыбину на сушу.

Она билась на песке, а я даже схватить не решался – никогда таких не видал: вся тёмно-синяя, похожа на толстый шланг.

Я выплеснул горюх в речку, зачерпнул свежей воды в бидончик и опустил в него добычу, но ей пришлось там разместиться стоя – длина не позволяла кувыркаться.

От моста подошли два мальчика, что уже закончили рыбалку и шли домой; они спросили про улов и я показал им рыбу.

– Налим,– мгновенно определил один.