Ведь невозможно ж написать такое в книге!

( … уже совсем в иной – текущей – жизни, моя теперешняя жена Сатэник ездила к гадалке в Шушу, когда наш сын Ашот ушёл в побег из местной армии, не вытерпев неуставных отношений к нему со стороны командира его роты и методичных избиений на гауптвахте.

В год рождения Ашота СССР расползался по швам, казалось, всё теперь будет по-новому, и я втихаря надеялся, что пока он вырастет армия станет контрактной – чем чёрт не шутит?

Не пошутил, падлюга.

Командир роты, по кличке Чана, взъелся на Ашота из-за своей личной обиды на несправедливое устройство жизни: его друзья-товарищи по карабахской войне нынче в генералы вышли, бизнес делают, на Лексусах катают свои персональные брюха, а он всё так же прозябает на передовой…

Восемь дней Ашот пропадал неизвестно где, вот Сатэник и поехала к гадалке, и та сказала, что всё будет хорошо.

Так оно и вышло: Ашот пришёл домой, переночевал и мы отвезли его к месту службы, говорили с дивизионным и полковым начальством, и, после перевода в другой полк, он дослуживал на постах более жаркого района, но уже без сержантских лычек.

Так вот, по ходу гадания, в виде, типа, бонуса, гадалка поделилась информацией, будто бабка моя, на том свете, до сих пор обо мне беспокоится и надо бы поставить ей свечку, а имя у неё почти что «Мария», но как-то чуть-чуть иначе.

Я подивился точности экстрасенсорной угадки – «Марья» и «Марфа» и впрямь очень сходные имена двух сестёр из Евангелия; Лео Таксиль говорит, что их и сам Иисус иногда путал.

Много позже, на девяносто восьмом году жизни, моя бабушка уж и сама-то начала забывать своё имя; в такие дни она обращалась за помощью к дочери:

– Ляксандра, а я вот всё думаю: меня как звать-та?

Ну, а тётка Александра (тоже тот ещё подарочек) ей в ответ:

– Ой, мамань! А я-то и сама не помню. Может – Анюта?

– Не-е… По-другому как-то было…

А через два дня на третий она с гордостью объявляла дочери:

– Вспомнила! Марфа я! Марфа!.

Легко ли всё это распутать гадалке в древнем городе Шуше?

Однако, это я сильно вперёд забежал, потому что в армии сначала должен буду служить я, а в этом письме к тебе у меня ещё и старшая группа детсада не закончилась.

Так что, прекращаю очередной разлив «мыслию по древу» на тему младенческой мании величия и возвращаюсь в эпоху завершения детсадного формирования моей личности…)

На дворе стоял 1961 год.

Чем он примечателен (помимо моего выпуска из старшей группы детского садика на Объекте)?

Во-первых, как ни переверни эту цифру, всё равно останется «1961».

Ну, и кроме того, в одно из апрельских утр набатным голосом Левитана радио на стене объявило, что через час по московскому времени будет передано важное правительственное сообщение.

Бабка начала вздыхать и украдкой креститься, но когда в назначенный срок вся семья собралась в детской, Левитан с ликованием известил о первом полёте человека в космос, в ходе которого наш соотечественник Юрий Гагарин за 108 минут облетел вокруг земного шара и открыл новую эру в истории человечества.

В Москве и других больших городах Советского Союза люди вышли на незапланированную демонстрацию прямо со своих рабочих мест – в халатах и спецовках, с самодельными плакатами в руках: «Ура! Мы – первые!»

А на Объекте, в нашей детской, под бодрые марши из радио на стене, папа нетерпеливо объяснял маме и бабушке:

– Ну, и что тут не понять? Посадили его на ракету, он и облетел.

Юрия Гагарина отдельным самолётом везли в Москву, и по пути он из лейтенантов был прямиком произведён в майоры.

В аэропорту столицы он спустился по трапу уже с большими звёздами на погонах светлой офицерской шинели и, чётко печатая строевой шаг, пошёл по ковровой дорожке простеленной от самолёта к правительству в плащах и шляпах.