Скучный завтрак и надоевшая, как горькая редька, перевязка. Не менее надоевшие вопросы о том, вспомнила ли она хоть что-нибудь. Нет, она ничего не помнит. Только свое имя.

Алла Владимировна с явным неудовольствием покачала головой, уловив раздражение в голосе девочки:

– Лида, мы пытаемся тебе помочь. Почему ты сердишься?

– Извините, Алла Владимировна. Просто плохо спала сегодня, – почувствовав укол совести, опустила глаза Лида.

– Боли? – глянули на нее добрые карие глаза.

– Нет. Сны какие-то дурацкие, – задумчиво ответила девочка, пытаясь вспомнить хотя бы один из них.

– Бывает, – кивнула медсестра и улыбнулась. – Ну, я пойду, а ты ложись. Может получиться поспать хоть немного.

– Хорошо, – не стала спорить Лида.

Вместо того, чтобы последовать совету медсестры, она выглянула в коридор, проверяя, закончился ли утренний обход. Ей снова захотелось навестить своего таинственного друга. Самое активное движение уже прекратилось, и Лида, нерешительно ступая еще не до конца поджившими ступнями, двинулась к двери знакомой палаты. Прежде чем войти, она на секунду замерла, прислушиваясь к невнятному шуму в глубине. Кто-то тихо приговаривал и звенел металлической уткой. Кажется, она не вовремя, – подумала девочка и отшатнулась назад. В этот момент дверь палаты распахнулась и в проеме показалось румяное лицо Аллы Владимировны.

– А ты что тут делаешь? – удивилась медсестра. – Я думала, ты спать будешь.

– Ну, понимаете, – замялась Лида. – Я, кажется, знаю этого мальчика.

– Да что ты говоришь? Ты его помнишь? – заволновалась Алла Владимировна.

– Не совсем. Но я знаю его имя. Его зовут Кеша, – неуверенно ответила она.

– Точно. Это Иннокентий Калитин, – подтвердила женщина.

– А можно я около него посижу? Может, еще что-нибудь вспомню, – попросила Лида.

Медсестра на секунду задумалась, затем энергично закивала:

– Да, хорошая идея. А может, и он, как очнется, расскажет, что знает про тебя.

Аллу Владимировну мучила мысль о том, что приближается время выписки и если за два-три дня Лида так ничего и не вспомнит, тогда девочку придется отправить в интернат или детский дом до установления личности ее родственников.

С этого дня Лида подолгу сидела у его постели и пыталась думать. Информации было критически мало. Ее память, словно новорожденный ребенок, смотрела в окно невинными, широко раскрытыми глазами. Пустая книга, где написаны первые строчки. Короткие, обрывистые мысли ни к чему дельному не приводили.

Кеша лежал неподвижным бревном уже полные две недели, ни на секунду не приходя в сознание. Ожоги его заживали крайне медленно, что вызывало на лице лечащего врача выражение недоумения и некоторой растерянности. Молодой парень. Вроде бы все как на собаке должно заживать, а гляди-ка.

Никто уже не удивлялся присутствию у его постели молчаливой девочки. Никто не задавал ей вопросов, а она просто продолжала сидеть рядом с ним долгими томительными часами.

В день перед выпиской Алла Владимировна задержалась в ее палате дольше обычного.

– Лида, постарайся вспомнить свою фамилию. Мы должны найти твоих родственников, иначе придется отправить тебя в интернат. Ты понимаешь это? – взмолилась она.

– А что такое интернат? – недоуменно спросила Лида.

– Это место, где живут дети, у которых нет родителей. А иногда и те дети, которых родители не могут забрать по какой-то причине, – объяснила медсестра. – Ну, или в детский дом. Но нам повезло, спортивный интернат неподалеку согласился принять тебя на время. Там работает моя сестра. Я смогу тебя навещать.

– У меня нет родителей? – грустно спросила девочка.