– Да ничего, мы все понимаем, – ответила ла за Лиду Алла Владимировна.

Лида вежливо улыбнулась и кивнула, подтверждая слова медсестры.

– Вот здесь можно расположиться. Обычно в комнате живут 4 девочки, но эта абсолютно свободная. По крайней мере, до осени. А там, может быть, и твоя ситуация прояснится.

– Спасибо, – еще раз улыбнулась Лида и с любопытством осмотрела комнату, закрывая дверь за спешившими обратно в кабинет сестрами.

Длинная светлая комната с уныло вытянувшимися вдоль стен односпальными кроватями, застеленными однотонными коричневыми покрывалами. Стены, выкрашенные в желтовато-бежевый цвет, украшены репродукциями в темных пластиковых рамах. Два письменных стола и четыре металлических стула с черными дерматиновыми сиденьями и спинками. Видавший виды гардероб и узкая книжная полка.

Не зная, куда себя деть, она стояла на пороге, снова и снова оглядывая сиротскую комнату. Затем шагнула вперед и прошла вдоль двух рядов кроватей, выбирая одну из них для себя. Провела пальцем по грубоватому шерстяному покрывалу. Поставила пакет с вещами, которые ей купила Алла Владимировна, на тумбочку и шагнула еще раз, ближе к окну.

Сквозь раскрытую створку в комнату втекал горячий летний воздух, быстро нагревая комнату. Лида с сожалением захлопнула форточку и села на свою кровать. Стены комнаты, пропитанные грустью и одиночеством, охотно делились с ней своей ношей, наполняя душу тягучей тоской…

Дверь приоткрылась, запуская внутрь худосочную девочку-подростка с жиденькими косичками какого-то невнятного белесого цвета. Остренькое личико девочки, такое же невнятное, с мелкими крысиными чертами, сразу сообщило Лиде, что с этой соседкой дружбы можно не искать. И почему только Алену перевели в другой корпус? А вместо нормального человеческого лица ей теперь придется каждый день лицезреть это непонятное создание. Не то крысу, но то мышь…

Лида резко оборвала свои дурные мысли о незнакомом человеке. Почему она стала такой злой к людям? Надо дать новенькой хотя бы один шанс, прежде чем судить ее по внешности.

Алена, первая девочка, с которой она познакомилась в интернате спустя месяц своего одинокого заточения, располагала к себе с первого взгляда. Среднего роста, с ловкой подтянутой фигурой и улыбчивым веселым лицом. Она, словно солнышко, заглянула однажды в ее забытую всеми комнату и прогнала своим появлением тягостное уныние, уже, казалось, всецело завладевшее одинокой душей.

Иногда Лида пыталась заглянуть внутрь себя и понять: А как она видит себя? Какая она? Кто она? Ответа на этот вопрос не находилось. В памяти не осталось, кем была до аварии и кем она стала сейчас. Она представляла собой ничто. Пустоту. Полую сферу. Сосудом, в котором плескалось не имеющее никакого значения содержимое. Настоящая Лида осталась в прошлом.

Время текло своим чередом. Это течение уносило с собой и ее, словно крошечную щепку, отколовшуюся от семейного дерева.

Новая соседка напомнила о себе шуршанием пластикового пакета и хлопаньем дверцы скрипучего гардероба. Прошло уже добрых пять минут, но ни одна из них не произнесла ни слова. Лида уткнулась носом в книжку, не желая первой нарушать затянувшееся молчание. Повертевшись еще какое-то время у письменного стола, девочка кинула последний неприветливый взгляд на Лиду и резко вышла из комнаты. Вот и прекрасно, – подумала та, откладывая книгу в сторону. Потянувшись, она отодвинула в сторону плотную штору и выглянула в окно. Внимательно осмотрела окрестности, надеясь, что ее любимое место на скамейке под старым вязом еще не занято. Августовская жара понемногу спадала, и скоро обитатели интерната начнут кучковаться на спортивной площадке и на лавочках, укромно спрятанных в тени пышных кустов лещины и сирени, вольно разросшихся по всей территории учебного заведения.