Первым приблизился ко мне Осман. Это был манёвр с их стороны. Осман был хилый, щупленький и никогда раньше не осмеливался даже близко к нам подходить, а тут он как двинет меня плечом.

– Послушай, отойди, – сказал я спокойно.

– Сам отойди, гяур! – крикнул он в ответ и свистнул. В меня полетели камни, из каждой подворотни показался мальчишка, я был уже в кольце, когда заметил, что на помощь мне бежит Христо.

Больше ничего я не помню. Нас били как попало и куда попало, и кто знает, чем бы это кончилось, если б на шум не сбежались взрослые. Камень рассёк мне лоб, но я даже не почувствовал боли. Поднял голову – мы сидели посреди улицы, Мило нигде не было видно. Но я увидел Рути – в обнимку с Рауфом он удалялся с поля брани. Теперь он был во главе наших противников.

– Рути, – прошептал Христо, – Рути с ними… Собака! – закричал он и тут же вскочил и бросился догонять их. Я увидел, как он ловко с разбега дал ногой Рути по заду. Солдаты Рауфа с воинственными воплями набросились на Христо.

Я всё ещё сидел на мостовой. Но разве можно спокойно смотреть, как избивают лучшего твоего друга, и разве можно бросать драку на половине?

Я поднялся и в следующую минуту был уже в самой гуще дерущихся.

Шум стоял невероятный, все орали и молотили кулаками. Так продолжалось до тех пор, пока нас опять не растащили чьи-то сильные руки.

Всё было разбито… Что такое раны и ссадины? Пустяки. Была разбита наша мечта… Мы были оскорблены и страдали от этого сильнее, чем от побоев. Христо в первый раз при мне плакал, а мать его кричала на Рути:

– Не стыдно тебе, щенок? Не стыдно? На своих товарищей напал!

Но с другого конца улицы в бой вступила мать Османа.

– Замолчи! – закричала она. – Шлюха! Лучше за своим недоноском присматривай!

А Шувкра-ханум со своего крыльца:

– Сами! – закричала она. – Сами бесстыжие! Не заставляйте меня говорить, не то всех на чистую воду выведу! Уважаемые! Почтенные! Знаю я вас, «почтенных»!

Народу становилось всё больше.

– Зовите полицию, она оскорбила наше государство!

– Ох, чтоб ваше государство… И самих вас…

Моя мам не стала слушать дальше, дёрнула меня за руку, втащила в дом.

– Бессовестный мальчишка! – обрушилась она на меня дома. – Опозорил нас на всю улицу! Ты получишь у меня, держись теперь!

Рана моя начинала пощипывать. Я ревел от боли и думал, почему всё так случилось, почему Рути пошёл против нас, почему женщины так кричали на мать Христо, чувствовал, что для неё это очень обидно.

Никто из моих товарищей не пришёл проведать меня, кроме… Мелаат.

Я всё ещё ревел.

– Очень больно? – спросила она шёпотом.

– Иди домой, детка, – сказала моя мама, – он наказан, и сегодня не будет играть с вами, я его запру в…

– Не запирайте его, пожалуйста!

Я смотрел на Мелаат… она тоже плакала!

– Я пришла спросить, – нерешительно сказала она, наконец, – будете ли вы сегодня дома? Мама хотела зайти вечером.

– Скажи своей маме, буду ждать её в гости, – ответила моя мама.

Меня она отвела на кухню, строго-настрого запретив выходить к гостям. Значит, заступничество Мелаат помогло! Мама раскрыла учебник по армянскому чтению, отметила две страницы.

– Сиди здесь. Выучишь уроки, начнёшь читать. Чтобы всё было сделано! – И ушла.

Что-то непонятное творилось со мной. Какие там уроки – я ни строчки не написал, я даже забыл, что наказан. Раскрыв для виду какую-то книжку, я смотрел мечтательно на полки с тарелками и мысленно произносил: «Очень больно?..»

Я всё время думал о Мелаат.

Ну а насчёт уличных дел – они на этом не кончились. На следующий день пришли полицейские и увели мадам Евдоксию. Как будто это она во всем была виновата!