– Спасибо тебе за поддержку, Тихуш! Я очень рад, что ты мой друг. Вот кстати и мой дом. Правда, он очень отличается от остальных, ведь его стены панельные, а не кирпичные, как ваши. Боюсь, я стану гадким утенком в вашем пруду.

Я поднял глаза и опешил от удивления. Передо мной стоял огромных размеров домина, в котором было по меньшей мере десяток подъездов. Снаружи дом был обит гладкими панелями красного и черного цвета – до безумия яркий и красивый, чего не скажешь о внешности человеческого образа Новостроя. Смущало только отсутствие окон, придающее постройке сходство с гигантским телом, испещренным пулевыми ранениями. С одной стороны, я невольно завидовал: в нем может разместиться, как минимум, семьсот человек. Но с другой, я понимал его страх перед освоением людских душ, ведь в нем их будет жить великое множество. Впервые за вечер меня кольнуло сомнение: справится ли Новострой с таким грузом ответственности…

Глава 3

Дома и стены лечат

Дорогу домой заняли мысли о будущем моего друга. Не желая возвращаться через безлюдный парк, я свернул у пролеска в сторону липовой аллеи. Здесь в любое время суток можно было застать прогуливающиеся пары. Из обрывков фраз прохожих можно было сложить единую картину их маленького быта. Они лениво строили планы на будущее, большинству из которых не суждено было сбыться. Это зрелище всегда действовало удручающе. Вот даже сейчас, вроде бы я шел и выглядел, как они, но ведь по природе я другой. Казалось, мне никогда не удастся приблизиться к их ограниченному миру бессмысленных целей и неоправданных надежд.

Оранжевые сухие листья хрустели и рассыпались под ногами, напоминая луковую скорлупу. Это навивало воспоминания об апрельских днях, когда накануне Пасхи бабушки красили с ее помощью яйца, роняя львиную долю шелухи на паркет. Мысли о весне ощутимо подняли мне настроение, ведь в это время года белят деревья, красят подъездные двери и моют окна. Я начинаю сиять изнутри, и мой дух будто пробуждается от зимней спячки. Кроме внешних преображений менялась и атмосфера: с площадок непрерывно слышался детский смех, а на скамейках вновь восседали старушки, охраняющие порядок двора. Как же хотелось сейчас вдохнуть весенний воздух и услышать перекрикивания возвращающихся с юга птиц. Весной и жить, и дышать намного легче.

В приподнятом настроении я добрался до дома и с наслаждением слился с родными стенами. Калейдоскопом передо мной замелькали вечерние разговоры: на втором этаже молодая пара обдумывала предстоящую свадьбу, а в тридцать девятой квартире Мишке помогали с уроками по математике. Заглянув туда, я окунулся в семейный быт, окутанный запахом заботливо приготовленного ужина и лаем добермана по кличке Снэк.

– А мне сейчас не до смеха, Миш! Куда ты опять подевал циркуль? Я всего неделю назад его купила. С чем ты завтра пойдешь на математику? Снова с крышкой от банки? – негодовала Мишина мама.

– Да ничего страшного, мам. Попрошу у Оли, она не откажет. Она добрая.

– Бедная девочка… Уже, наверное, свыклась с тем, какой ты безалаберный! Нельзя злоупотреблять ее добротой, иначе так и останешься балбесом!

– Мам, ну не ругайся! Вот этот циркуль! Я нашел его!

От моего неслышимого смеха в комнате задрожали занавески. Разумеется, это я подсказал мальчугану, где лежит этот странный инструмент, сверкнув на него настольной лампой.

Снэк продолжал лаять в пустоту, будто чувствовал мое присутствие, и я поспешил покинуть их квартиру. На первом этаже мне повстречался Леонид Константинович. Подслеповато щурясь, он силился разглядеть в полутьме подъезда оброненные ключи. Воспользовавшись моментом, когда старик вглядывался в темень лестничного проема, я быстро передвинул ключи в полоску света. Думаю, если бы я был настоящим человеком, то с такими умениями меня бы с легкостью могли взять на работу в бюро находок.