– Тихуш, ты же не бросишь меня? Только на тебя я могу положиться, – перебил мои мысли Новострой.

– Слушай, все неизвестное – страшно. Я понимаю твои опасения, но они – часть твоего пути, все мы проходили через подобное. Ты непременно поладишь со всеми жильцами, ведь они изначально будут любить тебя. Ты – их новый дом, – я пытался усмирить тревогу, сидящую в сердце Новостроя, но в глубине души понимал, что боится он не безлюдного содержания, и точно не угрозы стать «заброшкой». Истинной причиной его боязни было непризнание со стороны других домов. Например, Цоколь очень скептически относился к его существованию и не доверял ему, как впрочем и всему новому. Я же наоборот был единственным другом Новостроя и от этого чувствовал еще большую ответственность.


– Хоть бы все было так, как ты говоришь! – С надеждой в голосе воскликнул Новострой. – А могу ли я задать тебе вопрос?

– Смотря, что это за вопрос.

– Почему тебя называют Тихушником? Потому что ты живешь в спальном районе, и твои жители – затворники? – Этим вопросом парень застал меня врасплох, но я с радостью ухватился за возможность сменить тему.

– Скорее наоборот… Все началось с того, что мой дом заселяло всего шестнадцать жильцов. Они были прекрасными, но одинокими людьми, и я любил каждого, как собственного ребенка. Среди них был один парень по имени Марк. Ему нравилось проводить время на скамейке возле дома, болтая с соседями. Также он частенько забегал к ним в гости и приносил подарки. Такое поведение, как правило, свойственно пожилым людям, не имеющим возможности далеко отходить от дома. Марк же был молодым человеком, постоянно рассказывал интересные истории, которые веселили не только жильцов, но и меня. Со временем у людей начали пропадать ценные вещи: от бытовой техники до семейных реликвий – серебряные сервизы, ювелирные украшения и так далее. О моем доме начали ходить злые слухи, исчезли дружелюбные улыбки и искренний смех. Недоверие сквозило в каждом взгляде, в каждом жесте. И хотя никто ни разу не усомнился в невиновности Марка, у меня было много поводов для подозрений. Однако, растерявшись перед людской алчностью я не осмелился на решительные действия.


Мне казалось, что в происходящем есть и моя вина, и потому так яро защищал Марка перед Цоколем, не позволяя выселить из своего дома. Лишь позже я понял, что пытался эгоистично защитить себя и поплатился за это. Удача Марка однажды подвела его, но к тому времени город сплетничал про дом, в котором воровство покрывается нечистой силой. Я был этой нечистой силой, и в итоге меня прозвали Тихушником.

Закончив исповедь, я с облегчением вздохнул и с печальной улыбкой обернулся к Новострою спросить, куда мы идем, и остановился, парализованный неожиданной яростью в его глазах. Едкое дыхание собеседника будто отравляло меня изнутри. Охваченный необъяснимым страхом, я не мог двигаться, не мог говорить. Кисти рук застыли в мертвом оцепенении, колени предательски проседали. Кривая презрительная улыбка расползлась по лицу стоящего напротив. На секунду мне показалось, что он сейчас бросится на меня, но Новострой заговорил как ни в чем не бывало:

– Сказать, что я удивлен – ничего не сказать. Это очень грустная история. Я поражаюсь твоей вере в людей. Ты, как волшебник – творишь чудеса и вершишь судьбы, – от этой очевидной лести мне стало еще больше не по себе. Я неуверенно ухмыльнулся:

– Ладно тебе, не переоценивай мои способности. Со временем ты станешь намного проницательнее меня. А сейчас нам пора прощаться. Иди, получше познакомься со своим зданием, попытайся контролировать все стены одновременно, – я старался, как можно тактичнее, завершить наш диалог.