– Что-то не припомню такого, – почесал я лоб.

До поздней ночи мы с Журавлёвым опрашивали гостей гулявших в Рождество у Баронессы. В полночь, Жуков привёз меня домой.

– Завтра, точнее сегодня вечером, по-тихому возьмёшь Зенкевича и привезёшь его в МУР, – я открыл дверь автомобиля.

– Всё сделаю аккуратно, – пообещал Журавлёв.

***

9 января 1931 года.

На конспиративной квартире у меня состоялась встреча с Ольгой Зайончковской. Она сообщила, что двоюродный брат её мужа Кукарин Иван Васильевич, служивший в Штабе РККА2, на Рождество собрал на квартире компанию друзей и сослуживцев. Присутствовали Витовт Путна, военный атташе в Германии, командующий Московским военным округом Август Корк, руководитель кафедры оперативного искусства Военной академии РККА Владимир Готовский и его младший брат Александр, преподаватель Военно-инженерной академии. В пьяном виде, военные выражали неудовольствие курсом, который выбрал для страны Иосиф Сталин. Они говорили о необходимости его отстранения от власти. Август Корк высказал идею, что Михаил Тухачевский смог бы стать во главе государства. Но Владимир Готовский заявил:

– Этот выскочка, возомнивший себя красным Бонапартом, не способен командовать даже дивизией, не говоря уж об управлении страной.

По поводу того, есть ли талант руководителя у Михаила Тухачевского, разгорелся горячий спор. Во время разговора речь о конкретных шагах по устранению Сталина не шла.

«Информация потекла, – я положил сообщение Зайончковской в карман гимнастёрки. Следовало передать его Товстухе: – Если как уверяет Зайончковская, заговор всё же существует, мы выйдем на круг его руководителей. Однако нужны ещё агенты. Где их взять?!»

Мои размышления прервал телефон.

– Всё сделал в наилучшем виде, Зенкевич у меня, – звонил Журавлёв.

Зенкевич сидел в кабинете Журавлева. Я попросил Александра Николаевича оставить нас вдвоём.

– Не понимаю причину моего ареста. Настойчиво требую дать мне возможность позвонить моему начальнику товарищу Енукидзе! Надеюсь вам не нужно объяснять, какой пост он занимает?! Подумайте, какие у вас будут неприятности, – спесиво заявил Зенкевич.

– Вы задержаны за хранение огнестрельного оружия, – похлопал я ладонью по папке. В ней Журавлёв предусмотрительно оставил протоколы допросов гостей Баронессы.

– Какого оружия?! Где это оружие? – весело воскликнул Зенкевич. Он поёрзал на табурете: – Поймите товарищ уполномоченный…

Зенкевич кивнул на мои петлицы:

– Я правильно назвал вашу должность? У вас два кубика в петлице.

– Правильно, – улыбнулся я.

– Товарищ Енукидзе уладил этот вопрос с начальником МУР Фокиным. Теперь вы понимаете всю безосновательность моего задержания?!

– В римском праве существует утверждение: «Duralex, sedlex», в переводе с латыни: «Закон суров, но это закон». Разрешение на хранение огнестрельного оружия у вас нет, следовательно, состав преступления налицо.

– Вам же сказано…

– Продолжим далее, – я поднял руку, давая понять Зенкевичу, чтобы он молчал. Открыл папку: – Вот показания граждан Царёва и Елина. Они заявляют, что в квартире гражданина Воздвиженского вы высказывали намерения совершить террористический акт в отношении лидеров нашего государства. С этой целью приобрели револьвер.

Зенкевич разом обмяк, мне даже показалось, что он сейчас потеряет сознание. На память пришёл случай в прокуратуре.

– «Voluntas est superior intellectu», что в переводе с латинского языка значит: «Воля выше разума», – изрёк однажды прокурор Московской области Андрей Владимирович Филиппов. Это утверждение относилось к одному прохиндею – Соломону Оскаровичу Бройде. Работает он во Всероссийском союзе писателей. Председатель «Союза» Бориса Пильняк утверждал: