Поль кашлянул и продолжал молчать.

– Твои гены, твой геном создает биополе, в котором геном Наполеона не может спокойно существовать. Значит, ты – враг, понимаешь?

– Мне умереть?

Аня рассмеялась.

– Я принесу цветы на его каменную могилу, – дружелюбно сказал Поль, – и буду заботиться, чтобы они не увядали.

Он помолчал и добавил:

– Не понимаю, зачем нам этот коротышка-корсиканец? Вокруг множество умных красивых людей.

– Вот именно, – сказала Аня, – именно! Твои мысли распознаны его клетками. Отсюда – их поведение, эта агрессия. Ты все можешь испортить. Знаешь, похоже, что наш Валерочка прав. Его чувство противоречия…

– В чем же?

– Этот умничающий вирус тупой всеугрюмости, всенедозволенности и всенелюбопытства, всем своим видом демонстрирующий неприятие наших идей, он таки споспешествует… да-да, нашему продвижению к цели. Если бы не такие, как он…

– При чем тут твой вирус, – спросил Поль. – Ответь: мне умереть?

– Да-да, ни при чем. Умереть? Да ладно, – улыбнулась Аня, – живи! Просто держись подальше от императорских клеток. Вот и все. Вот и все…

Так была обнаружена причина дискомфорта – вооруженного революционного восстания Бурбонов в культуре клеток Бонапарта.

– Ну, теперь-то понятно, – говорит Лена, – так бы и сказал.

– А я как сказал?!

– А ты про эндорфины с коллайдерами… Нагородил…

Глава 17

Немалых хлопот досталось и от Эхнатона. В поисках его биополя и ДНК прошлым летом мы с Жорой исколесили весь Египет, всю территорию пирамидального яйца. Как известно, большинство пирамид Египта расположены по периметру приплюснутого круга, напоминающего куриное яйцо.

Этот Аменхотеп-Эхнатон перенес столицу своего царства из Фив в Ахетатон. Сегодня это небольшое селеньице Тель-Амарна, где до сих пор витает дух его создателя. По периметру яйца мы ездили и бродили из чистого любопытства. Будучи в Египте, мы не могли не утолить жажду собственного интереса: правда ли, что?.. Не являются ли?.. Как можно представить себе?..

Многобожие египтян рознило людей и не способствовало духовному единению нации.

– Это похоже на множество партий во многих странах нынешнего мира, – сказал тогда Жора. – Сотни партий – это и сотни лидеров, и, хотя программы партий схожи, как клювы у пеликанов (ничего нового они придумать не в состоянии), их вожди мнят из себя эдаких удельных князьков, большинство из которых выползли из обычной человеческой грязи. Отсюда – усобицы и разруха, ведь верно?

Эхнатон первый в истории человечества утвердил единобожие. Бесспорно это был прорыв, это было проявление силы ума, его просветление. Фараон нанес сокрушительный удар разжиревшему жречеству, склонному к неповиновению и этим ущемлявшему его царскую самодержавную власть. Он упразднил культ всех прочих богов, отобрав таким образом власть у жрецов и сделал себя единовластным правителем, наместником бога на земле. Пусть этим богом был солнечный диск – Атон, но он сцементировал народ в единую нацию, ставшей мощной силой, противостоявшей не только врагам, но и стихиям. Такой фараон нам подходил, и мы с Жорой не могли не броситься на поиски его генома. Мы знали, что с фараонами шутки плохи. Ходили слухи о мести фараонов тем, кто пытается из праздного любопытства или прикрываясь научным поиском нарушить их многовековый покой.

Мы рисковали и наш риск вскоре оправдался.

– Вы и Тиной там интересовались? – спрашивает Лена.

– У нас тогда ещё не было в ней потребы. Хотя Жора, как я потом выяснил, тайно от меня и предпринимал какие-то попытки – исчезал вдруг куда-то по ночам…

– Шлялся, – предполагает Лена, – по бабам…

– А как-то пропал дней на пять. Я даже заявил в полицию, и он тотчас позвонил: