– Так, значит, святой Георгий – твой соработник в битве с Губителем? – взволнованно спросил Вестник.

– Да, это так. Правда, на Руси его издревле называли Егорием. Нас и изображали ранее вместе, и на этих иконах и барельефах мы оба поражали копьями Зло, изображаемое в виде змей. Егорию, брату моему во Христе, многое довелось перенести перед казнью. Но духом он крепок и волей Господа неуязвим.

– Как и ты.

– Как и я, как и многие из тех, кто принял муки, но не сдался и не предал веру Христову. А что касается Георгия, все так и есть – потому и Весть пойдет с той земли, покровителем которой он является. Он ведь покровитель Руси от Господа и пастырь волчий от исконных славянских богов.

– Как это?

– Вот так, – посмотрев с прищуром на собеседника, сказал Христоносец. – Издревле святого Георгия славяне почитали как своего исконного бога Егория, покровителя земледелия и скотоводства. А где скот, там и волки. Считалось, что задранная волками скотина – это некая жертва и дар волчьему пастырю, который сулил хозяину удачу. Крестьяне так и говорили: «Что у волка в зубах, то Егорий дал». Ранее ведь и леший появлялся в легендах как белый волк и волчий пастырь, вокруг которого волков тьма-тьмущая. И Егорий Храбрый средь волков, сидящих вокруг лесного костра, в качестве хозяина восседает.

– Так, значит, потому и слово Вести приходит на ту землю, которую опекает святой Георгий?

– Именно, – торжественно произнес рыцарь. – И нет в промысле Господа ни единого случайного шага. И Вести той дорогой идти, которую людям волчий след на земле оставил, – волчьим пастырем проложенной и волчьим символом освещенной.

– И снова волки соединяют наш путь из глубины веков, – задумчиво произнес Вестник.

– Скрепляют веру исконную с верой в Слово Божье. И так повсюду будет от года прихода Вести и до дней победы, которая соединит христоносцев всей Матери Земли.

Ночь миновала, и утро нежным светом и теплеющей прохладой проникало в комнату, в которой проснулся Репрев. Воин сел на своем ложе и увидел богато одетого человека, с невероятно горделивой осанкой, которая выдавала в нем представителя римской знати. Перед незнакомцем был щедро накрыт стол, и он величественным, но в то же время учтивым жестом пригласил Репрева разделить с ним утреннюю трапезу.

– Возможно, это не совсем вежливо – появляться в гостях без приглашения, но меня оправдывают обстоятельства… – начал свою речь гость вкрадчивым голосом.

– Такой богатый стол оправдывает, – холодно прервал его воин, думая про себя: как могло случиться, что гость проник в комнату, а он даже не проснулся. Опять же, на стол накрывали и шумели при этом. Уж не зелье ли лишило его чуткого сна? Но если это зелье, то, значит… – он бросил полный подозрения взгляд на хозяина гостиницы, который мялся в дверях в услужливой позе. Очевидно, уловив суть немого вопроса, он густо покраснел, потом побелел от страха и сам уставился на незнакомца.

– Мы опустим детали, – сказал гость и с вопросительной улыбкой посмотрел на Репрева. – Надеюсь, доблестный воин спал хорошо этой ночью?

Репрев действительно спал очень крепко после утомительного вчерашнего дня и сейчас чувствовал себя просто великолепно.

– Хорошо, детали мы опустим, – произнес воин. – Но я хотел бы знать, с кем говорю.

Незнакомец, не глядя на хозяина гостиницы, жестом приказал тому удалиться и затворить дверь.

– Я Луций Сей Геренний Саллюстий, префект претория, отец Августы Саллюстии Орбианы и будущий тесть императора Александра Севера, – с неприкрытым пафосом, свойственным римской знати, произнес гость, когда они остались одни.