Парадоксальность

Откуда, в конечном счете, возникает парадоксальный характер нашей идентичности? Богословы упорно пытаются классифицировать эту харизму. Но, мне кажется, подлинная отправная точка для размышления находится именно в парадоксальности этого призвания.

То, что человеческая любовь была возвышена до уровня Таинства, представляется нормальным. Природа и благодать взаимодействуют (и все же нерасторжимость* (*Здесь автор подразумевает требование постоянства целибата, соотнося его с требованием нерасторжимости брака. – Прим. ред.) – это эсхатологическая харизма!).

Но зачем эта харизма, не имеющая естественных предпосылок? Разве таким образом не становится очевиднее ее эсхатологическое происхождение, несистематичность Царства, свобода Духа?

Проблема отречения

Размышления, прозвучавшие в конце предыдущей главы, ставят перед нами проблему, на которой мы собираемся остановиться. Как понимать целибат: как закономерность веры, которая требует шага в пустоту? Разве это не значило бы вернуться к манихейскому представлению о религиозной (посвященной) жизни как об отказе от мира и, что еще хуже, к негативно-предвзятому восприятию сексуальности и самой человеческой любви? Можно ли обосновать целибат в нашей сосредоточенной на мирском культуре, настаивая на трансцендентном, лишенном человеческих предпосылок, выборе?

В современном гуманизме трансцендентный выбор, казалось бы, должен быть связан с самореализацией. Ясно, что человек должен научиться выбирать и, следовательно, отказываться от других возможностей. Главное, чтобы он не отказался от самого себя. Вся жизнь зависит от этого процесса постепенного самоосвобождения – признака этического совершеннолетия. Противное было бы отчуждением от самого себя.

Проблема целибата в том, что он относится к отречению, которое неизбежно порождает вопрос: могу ли я отказаться быть мужчиной или женщиной, то есть отказаться от межличностной реализации, выражающейся в любви людей разного пола, не отказавшись при этом от самого себя?

Христианство всегда оправдывало это религиозными причинами, например мудростью Креста; прибегало к классическому призыву из текстов следования за Иисусом: «отвергнись себя» (см. Мк 8, 34–36 и пар.). Разве это не доказательство того, что целибат рождается из христианства «ангельского» типа, отмеченного древним эсхатологизмом?

Две позиции

В богословской литературе мы сталкиваемся с двумя позициями: одни считают целибат самореализацией, другие основывают его на мудрости «эсхатон», то есть мудрости Креста.

В первом случае целибат становится, прежде всего, не способом бытия верующего, а способом бытия личности. Поэтому он заключается не в отказе, а в выборе пути самореализации, обладающей такой же ценностью, что и путь супружества.

Сторонники первой позиции приводят такие аргументы:

Во-первых, можно быть личностью, не пережив отношения любви в супружестве и не имея опыта половых отношений. В основе этого утверждения лежит мысль, что человеческая сексуальность есть явление не просто инстинктивное, но по самой сути связанное с человеческим намерением и могущее осуществляться самыми разнообразными путями.

Во-вторых, религиозная мотивация не является чем-то добавочным по отношению к человеческой интеграции, это – ее двигатель. Тот факт, что существуют люди, избравшие целибат по мирским причинам и полностью реализовавшие себя как личности, бесспорен.

Для тех, кто разделяет вторую позицию, целибат находит оправдание только в новизне, возникающей благодаря вере эсхатологического времени. Отказ, который он несет в себе, настолько сильно затрагивает ценности первого творения, что порождает некую бессмысленность, преодолеваемую исключительно верой. Поэтому целибат является особым знамением нового творения, рожденного Пасхой, и сам в себе не имеет никакого мирского обоснования. Только ученик, призванный разделить участь распятого Мессии, может принять и выдержать «соблазн и безумие» подобного человеческого увечья. Таким образом, приводится в действие сама мудрость Царства, тайна новой жизни и новой плодотворности, рождающихся из смерти.