, было забыто. Потому необходимо освободить целибат от его «статусного» положения, чтобы он мог вновь обрести силу пророческого знака. Тогда не будет нужды утверждать его как высший, «более совершенный» способ, просто потому, что главное в призвании – любовь, а не форма. Но как форму существования, предвосхищающую будущее Царство, его нельзя «одомашнивать».

Иногда возникает впечатление, что из-за своего статуса целибат стал считаться просто одним из образов жизни, среди прочих. В этом случае цена, которую приходится платить человеку, пытающемуся обрести личную идентичность, высока: опыт Духа смещается в сторону «статуса», свободная Божия инициатива – в сторону социорелигиозной системы. Какая разница между переживанием своей идентичности как харизматического опыта и переживанием ее как особой социальной формы! Когда же теряется социальный показатель «статуса» (при переходе от традиционного религиозного общества к секулярному), люди и институты начинают испытывать чувство неустойчивочти. И как может быть иначе, если они строят свою идентичность на специфических формальных элементах, считая себя «более совершенными»?

Любовь никогда не была привилегией

Главный вопрос остается прежним: зачем Святому Духу «нужно» порождать харизму целибата?

Очередной парадокс: ведь важна не форма целибата, а «бесформенность» любви. И все же Церковь не могла бы быть истинным эсхатологическим знаком, если бы не было людей, живущих в целибате.

Как может Дух Иисуса перестать призывать мужчин и женщин следовать за Иисусом, соблюдая образ Его жизни – жизни в целомудрии?

И еще один парадокс: идентичность следования за Иисусом рождается «изнутри», из безоговорочной любви. Соблюдения целомудрия недостаточно для того, чтобы идентифицировать себя как ученика Иисуса, поэтому целибат не является чем-то добавочным по отношению к любви.

Какое таинственное родство существует между «бесформенностью» Божественной жизни и особой харизмой девственности?

Снова парадокс: я знаю, что это соответствие породил не я, но, на мое счастье, оно меня коснулось и я ни на что его не променяю. Я могу от всего сердца сказать: «Ты мое благо» (Пс 16). Стало быть, это привилегия? Только не социальная, конечно. Она была таковой в эпохи, когда общество строилось по религиозным законам, но, когда Иисус начинал Свой мессианский путь, таковой не являлась.

Главное – любить, в какой бы форме жизни это ни выражалось. Когда любовь была привилегией?

Не преуменьшать, но и не преувеличивать

В конце концов, мы возвращаемся к вопросу, поставленному в начале главы: какое место занимает целибат в монашеской (священнической) жизни? Можно ли рассматривать его как основополагающий элемент?

Мне кажется, отвечая на этот вопрос, нужно исходить из нескольких аспектов:

– Классифицировать религиозную (посвященную Богу) жизнь, исходя из целибата как критерия, значило бы непомерно преувеличивать его смысл.

Естественно видеть основу посвященной жизни в любви следования за Иисусом, но последнее нельзя путать с его экзистенциальной формой – целибатом, хотя он и является его ясным знаком.

– Значение целибата как экзистенциального знака и решающего выбора формы жизни обусловлено тем центральным местом, которое занимает во всем этом замысле психоэмоциональное измерение.

Но фактически призвания к посвященной Богу жизни формируются по-разному. Для некоторых целибат становится решающим фактором, для других он – лишь один из элементов.

– Во всех случаях опыт идентификации призвания предполагает психоэмоциональный процесс соотнесения бесформенности Божественной Любви со значимой формой целибата.