Тёплый полумрак квартиры должен был обнять и успокоить. Но не обнял. И не успокоил.

Внутри всё ещё звучало эхо храма – не звук, а след. Он пытался стряхнуть его, как липкую паутину с лица, но чем сильнее тянул – тем крепче оно въедалось в сознание.

Он подошёл к зеркалу в прихожей и замер. Отражение смотрело на него, но что-то в нём было не таким. Черты лица были знакомыми, глаза остались теми же, но в глубине зрачков мерцало нечто чужое. Лёгкий, почти незаметный отблеск, который не принадлежал ему.

Он вздрогнул и резко моргнул. В следующее мгновение всё было, как прежде. Только его собственное лицо, уставшее, бледное, напряжённое. Но тревожное ощущение не исчезло.

Он развернулся, прошёл в комнату и сел на кровать, стараясь упорядочить мысли. Было ли это правдой? Или просто взвинченные нервы?

Что-то изменилось. Он знал это.

Вопрос был в том, изменился ли только он. Или изменился весь мир вокруг него.

Ночь не принесла облегчения. Лежа в темноте, Димка чувствовал, как что-то пронизывает его сознание – едва заметное, но неизбежное, как укол иглы.

Комната была пуста. Стены – знакомые, потолок – тот же, что он видел каждую ночь с детства, пронизанные паутиной трещинок на побелке, чем-то напоминающие контурную карту. Но ощущение не исчезало. Оно шевелилось на границе восприятия, словно кто-то оставил в его голове крошечную занозу, и та начинала двигаться, стоило ему закрыть глаза.

Он перевернулся на бок, стараясь сосредоточиться на чем-то другом, но мысли возвращались к тому взгляду.

Яков. Не просто человек.

Тот взгляд… не было в нем ни злости, ни доброжелательности. Только чистое, бесстрастное наблюдение. Как будто Димку не просто видели – его читали, вскрывали, анализировали, как опытный врач изучает рентгеновский снимок.

Сердце вдруг замедлило ход, забившись глухо, как будто в груди стало тесно. Он глубже вдохнул, но ощущение взгляда не исчезло.

Кто-то смотрел на него.

Бросив резкий взгляд через плечо, он увидел только темноту комнаты. Все было на своих местах. Стол, учебники, сложенные на подоконнике, куртка, небрежно перекинутая через стул.

Но тень в углу казалась глубже, чем должна быть.

Он не мог это объяснить, но чувствовал всем нутром. Там, в углу, где раньше не было ничего, теперь было… нечто.

Грудь сжалось, как перед падением в бездну.

Моргнув, он снова посмотрел туда. Всё было прежним.

Но он уже не мог убедить себя, что ему показалось.

Он закрыл глаза, но мысли не отпускали.

Церковь. Этот город. Почему храм вообще существует?

В СССР храмы не поощрялись. Их сносили, перестраивали в клубы, склады, административные здания. Но здесь… храм стоял. И никто не мешал.

Власти молчали. Никто не задавал вопросов. Даже люди, которые не должны были ходить туда, ходили.

Казахи. Татары. Те, кто, по идее, должны были исповедовать ислам или быть далекими от религии вообще, спокойно входили в этот храм, словно он принадлежал всем и никому одновременно.

Как так? Почему никто не сопротивляется?

А главное – кто такой Яков?

Он здесь давно, но никто не может сказать, сколько именно лет. Кто он, откуда пришел?

Чем больше Димка думал об этом, тем сильнее чувствовал себя мухой, попавшей в паутину.

Он был уверен, что Яков знал об этих мыслях.

Как будто его визит в церковь был не случайностью, а запланированным шагом. Как будто его ждали.

И вот теперь, лежа в темноте, он чувствовал, что всё только начинается.

На следующее утро город показался ему чужим.

Старые дома, привычные улицы, даже шахта, дымящая на горизонте, выглядели как декорации, которые кто-то передвинул на несколько сантиметров, изменив их привычное расположение. Всё было тем же, но что-то не совпадало.