Аштар молчал, опустив голову. Внезапно я поняла, отчего мне с ним так не по себе. Не только из-за его явной физической силы, но и из-за того что он не хочет смотреть в глаза. Прячет их. Оттого и создается впечатление, что эльф либо лжет, либо издевается.

– Вы хотите понять, достоин ли я такой милости, как работа в мастерской, – утвердительно произнес он.

– Да. Ты будешь привлекать внимание, Аштар. А следовательно, и я, как твоя хозяйка. Все, что ты сделаешь, отразится на мне.

Он опять помолчал, затем повернул голову, посмотрел на книгу, которую я положила рядом с собой на сиденье, и вдруг продекламировал:

– В том не любовь, кто буйством не томим,

В том хворостинок отсырелых дым.

Любовь – костер, пылающий, бессонный…

Влюбленный ранен. Он – неисцелим!1

Голос у него был поставлен очень хорошо, мог звучать громко и твердо, когда требовалось. Я поймала себя на том, что одобрительно киваю, хотя от полководца сложно было бы ожидать невнятной тихой речи.

Скорпионий хвост! Оказалось легко забыть о том, кто перед тобой, когда Аштар так покорно себя ведет. Может, на то он и рассчитывает?

– Что это за стихи? – спросила я.

– Человека по имени Хилайят, который написал эту книгу, – дроу указал на томик на моих коленях. – Он умер около ста лет назад. Сборник стихов – единственное наследие, которое он оставил.

Вспомнив дурацкие четверостишия, я поморщилась.

– Жаль. Ему было бы лучше заняться чем-нибудь другим.

– Он нашел отклик в сердцах сенавийцев, – мягко возразил Аштар. – Его стихи переписывают даже спустя век, это любимый поэт его высочества Элая.

– И что же такого особенного в его произведениях, по-твоему?

– Он воспевает краткость человеческого века и призывает ценить такие радости, как любовь, потому что они длятся всего миг, но согревают сердце целую вечность.

Я покачала головой. Ничего подобного я там не увидела.

– Это твое мнение или принца Элая?

– Мое.

– Его высочество, вероятно, думает точно так же? – усмехнулась я.

– Возможно. Его высочество никогда мне об этом не говорил.

– Тогда за что же, по-твоему, он любит этого поэта?

– За то, что его стихи – это зеркало, в котором его высочество видит себя.

Я нахмурилась. То ли я чего-то не знаю об Элае, то ли мне опять мастерски дурят голову.

Слуга тем временем принес несколько листков бумаги и чернильницу с гусиным пером, которые положил перед Аштаром.

– Умеешь писать на нашем языке? – спросила я.

– Немного.

– Покажи.

– Что мне написать, госпожа?

– Что хочешь.

Он подвинул лист к себе и откупорил чернильницу. Я следила за его движениями – точными, четкими. У эльфа были длинные пальцы, благодаря которым руки казались изящными, но крепкие запястья свидетельствовали о том, что принадлежат воину. Я задержалась на них глазами и вздрогнула. По плечам будто прошелся холодный северный ветер.

В Хелсаррете обучали не только магии, но и вполне земным наукам. Медицине в том числе. Шрамы на руках и пальцах Аштара выглядели так, словно их много раз целенаправленно ломали, сращивали, а затем ломали вновь.

Такого можно было добиться только с помощью колдовства. Ходили слухи, что среди королевских палачей и правда есть маг. Конечно, в полном смысле слова его так нельзя было назвать – обучение в Хелсаррете он не окончил, иначе я бы знала об этом. Однако и крохи дара можно отточить до такой степени, чтобы стать в чем-то мастером. Говорили, этот палач платит цену особым образом – он истязает жертв, затем забирает их боль на себя, чтобы исцелить, и получает от этого извращенное удовольствие.

Сложно было представить, сколько этот урод работал над Аштаром. Может быть, все те полгода, что его держали в темнице.